В. Бирюк - Шантаж

Я весь извёлся. Куча всяких «как-то оно будет». Варианты и контр-варианты. Если Аким скажет: «княжих людей убили по моему приказу» — хана. «Признание — царица доказательств». Потом можно будет всю жизнь доказывать, что он ошибся, что его не так поняли, что он не то имел в виду… «Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь» — русская народная мудрость. Самое скверное, что этого «не-воробья» поймают другие. Мудрость многократно и разнообразно, в смысле различных «не-воробьёв» и «не-птицеловов», проверенная. Будет написано «Рябина — вор и душегуб» — ни отмыться, ни подняться не дадут. Соответственно, все мои мысли насчёт боярства, вотчинки, обучения людей, «избы по-белому»… Впору всё бросать и подаваться в тёплые страны. Как цапли перелётные.

Если дед упрётся, то ведь тамошний палач не запросто так на сырой уголь ругался. Здесь, конечно, «Святая Русь» ещё, а не Московская. Такого беспредельного палачества, как на Москве, здесь ещё нет. Нет ещё старого русского народного правила: «доносчику — первый кнут». Доман-то по двору ходил и на крыльце стоял вполне нормально. Но при таких суммах и «несознавке» Акима…

Ни «защитничка Шапиро», ни расстрела — здесь нет, но деду могут сходу влепить «тест на железе». Я уже говорил, что по «Русской Правде» ложное обвинение, приведшее к такой проверке, карается как убийство — сорок гривен. Похоже, это оценка законодателем выживаемости испытуемого по результатам тестирования. Если остаются ожоги — виновен. А как им не остаться?! Разве что по воле божьей. «Яви чудо, господи». Если человек у нас невиновен перед законом и властью, то это, безусловно, чудо господне.

Единственное, что несколько вселяет надежду — я просил Спиридона потянуть время. Может, сперва мужиков «колоть» будут? Глядишь, до заката не успеют, и Аким с целыми руками останется. А я ночью с посадницей переговорю, попугаю бабу. Чтобы и Акима вытащить, и дело вовсе закрыть. Потом — «ночная кукушка всех перекукует». И — по нашей родной народной «Дубинушке». В канцелярско-бюрократическом варианте:

Посадник здесь — «назначенец», а не «избранец». Манера выбирать себе городского голову — посадника — на Руси имеет весьма давнюю традицию. Поэтому даже князья, назначая глав городских поселений, градоначальников, титулуют их по-старому — посадниками. Через пару столетий русские князья, чтобы уж ни у кого и иллюзий не было, заменят «посадников» — «наместниками».

Но здесь и сейчас… А уж Ростик, с его принципом: «Сделаем людям свободнее. Ибо сказано в Святом Писании… Да и у нас от этого кошель толще будет», всякие такие «завитушки» очень применяет. Название-то старое, русскому ухо приятное. А то, что по сути — бюрократ и держиморда… Ну, так до сути ещё додуматься надо.

Мне это на руку — работать с «избранником»… имеет свои специфические особенности. С чиновником — проще. Как сделать так, чтобы к посаднику «зелёные сами пришли» и сколько их нужно? Для «полного списания» проблемы. И чтобы самому не попасться… Ну, это потом. Сперва Акима надо выручать.

Я крутился и мучился. Не находил себе места. Потом совсем сбрендил от жары, скинул с себя всё и полез купаться. Ага. Плескался бы я на мелководье… А я начал наяривать вдоль Десны.

Ух и славно воду речную мощным взмахом разрывать! Когда она идёт под тебя, вокруг тебя, а тело само выталкивается вперёд. Проворачивается, ввинчивается, устремляется. Речные струи становятся то плотными, держащими и сопротивляющимися, то, вдруг, мягкими, почти незаметными. Мышцы работают, выбрасывая всё накопившееся, всю злость, тревогу, сомнения в эту прохладную упругую, почти живую, воду. Остужающую и тело, и голову, и мысли в ней.

Река так похожа на наш мир. В нем можно барахтаться. И — захлебнуться. Можно перестать барахтаться. И — захлебнуться. Можно чуть шевелиться и просто плыть по течению. Можно «упереться рогом», вообразить себя самым-самым, и рвать против течения. Против законов физики, против «силы вещей». Можно поплыть поперёк. И вообразить себя самым хитрым. Только я не рыба. И для меня все эти направления — только малая часть моего пути. А сейчас я просто смываю тревогу. Своим трудом, своим потом выравниваю, успокаиваю сердце и мозги. Тренажёрный зал, а не поле боя. И не надо выискивать глубокого смысла в направлении плаванья по реке, а надо найти направление выхода из реки. Пора вернуться к людям. К моим людям.

Стоило мне возвратиться к лодке, как я понял — что-то я не так сделал. Мужички мои смотрят как-то… насторожено. Кормщик вообще вздрагивает и норовит из лодки выскочить.

— Ну что опять не так?

— Да не… да всё хорошо… да мы тут на солнышке…

— Ивашко, в чём забота? Внятно, по делу.

— Дык… эта… ну… Ой!

— Николай, вот тебе со-ложник. В сортир спать пойдёте вдвоём.

— Дык… Я же остановился! Ну, сорвалось. Я ж не по злобе!

— Так и я не по злобе. Просто для памяти. Твоей. Ты-то хоть не забыл, с чего вы тут перепуганные сидите?

— Мы-то? А ты-то! Ты-то сам-то где так плавать выучился? Уж не водяной ли надоумил?

— Во-во. И мертвяк этот его давеча с водяным разговаривал. (Это кормщик вносит свою лепту) Он-то, поди, от русалок засланный. Чтобы всех нас на дно уволочь.

— Дядя, да кому ты нужен! Пень трухлявый. На тебя в реке и сом не польстится. Разве что рак по кусочку откусывать будет. Если даром ему отдать да доплатить. А насчёт русалок… слыхал я такую историю. Поймал раз рыбак русалку. Вытащил её на берег и сидит над ней, думу тяжкую думает. Тут сосед прибегает, тоже рыбачок — вроде тебя И сходу в крик: «Давай мы её сейчас… будем ять!». А первый-то посмотрел с тоской и говорит: «А как?».

— Эта… И чего?

— А того. Ты конструкцию русалки в деталях представляешь? Про сросшиеся в единый хвост ноги — слышал? От какого места она чешуёй рыбьей покрыта — помнишь? Ну, как придумаешь «как» — разбуди. А я пока вздремну впрок — ночь весёлая будет.

Ладно, выкрутился старым анекдотом. Но, вообще-то, чистый прокол. Не плавают на Руси кролем. Только или — сажёнки, или — по-собачьи. Хреновый из меня шпион бы получился — на такой очевидной вещи проколоться. И что характерно: сразу шьют «связь с нечистой силой». Хорошо, что я тут батерфляем не… не уелбантурил, а то бы пол-волости сбежалось. «Хоть и нет никого».

Изнурительное безделье заставило меня попытаться спрогрессировать в «Святой Руси» игру в города. Воспоминания о «Джентльменах удачи» подействовали успокаивающе — я вообще Леонова люблю. Как и по фильму, игра шла недолго. До «Воркута — я там сидел» мы не дошли, но когда Чарджи сказал: