В. Бирюк - Шантаж

Ночью я сформулировал себе список из 4 задач с проставлением приоритетов. Две решены: Ивашку промыли и спать отправили. Есть надежда, что мой человек придёт в норму. Самая последняя по приоритетам задача — тоже решена. Железяка найдена. Вторая и четвёртая по списку — отработаны. «Чёт» — сыграл, как быть с «нечетом»? Как совместить казнь тати… татищи… тативки… Блин, вот же русская грамматика! «Тать» — слово женского рода, судя по окончанию, а применяется только к мужчинам.

А, проще: как совместить казнь воровки с излечением Акима?

Как-как… Как в школе учили — согласно расставленным приоритетам. И не надо повторять Азимских ошибок с балансом потенциалов. У первых моделей его роботов уровень следования «Основным законам» обеспечивался плавным изменением напряжения. На Меркурии это чуть катастрофой не закончилось. Надо работать в дискретной арифметике: или всё, или ничего. Или Акима — лечить, или Мару — казнить. «Нельзя быть чуть-чуть беременной».

Мара только зашипела, когда увидела нас с сундучком. Зубами скрипнула и повернулась на бок. Отворотилася. Мда… Большая женщина с мощной спиной. Можно долго разглядывать. Ну и как к ней подступиться? После того, как она чуть не угробила Ивашку, я чуть не угробил невинного Гостимила, мы с Суханом — чуть её саму не забили. Пасху бы мне сюда, какое-никакое «Прощённое воскресенье»…

«Лучший рэкет — честность». — Это кто сказал? — Стейнбек. — Ну, Джон Эрнст, давай, рэкетируй.

Я указал Сухану и тот снял вязки. Мара охнула, когда освободились вывернутые и уже затёкшие руки. Осторожно перетащила их со спины вперёд, перед собой. Начала разминать, но ко мне так и не повернулась. Выгадывает время, восстанавливает кровообращение. А не дурак ли я? Сейчас узнаю.

— Предлагаю сделку. Мы забираем своё. Твоё оставляем тебе. Ты собираешься, и мы едем в Елно. У меня там лежит отчим мой, ему руки калёным железом сожгли. Ты его вылечиваешь. Возвращаю тебя сюда. Всё. Будем квиты.

Несколько мгновений она лежала неподвижно. Потом медленно, не совершая резких движений, перекатилась на другой бок, ко мне лицом. А выражение на этом лице… А фиг его знает! Хорошо, хоть не улыбается. Или плохо? На такой дистанции она меня броском достанет. И как обнимет… Как курёнку шею…

— Обманешь… Я твоего… вылечу, а ты потом… всё себе…

— Кто обманет, Мара? Волчонок? У которого «медведи на посылках»?

Она была в явной растерянности. Какие-то, непонятные мне опасения, какие-то истории, суеверия, легенды, мифы, которых я просто не знаю, а для неё — аргументы, доводы для принятия решений.

— Сколько заплатишь?

Да, сравнивать варианты лучше в числовом выражении.

" — У тебя какая жена?

— Хорошая. Сто двадцать рэ получает».

Характеристика исчерпывающая. Соответственно, жена на сто пятьдесят в месяц — на четверть лучше.

Серебро у меня есть. Но торговать жизнь Акима у «богини смерти» за серебрушки… Как-то это стилистически неправильно. Не божеское это дело — монетки считать. А, она просто заломит что-то запредельное. Эдакую сильно божественную сумму. И мотивировано откажет: «будут деньги — приходите». Хорошо, пусть будет торг. Но на другом уровне.

— Посмотри вокруг. Твой дом, твоё имущество. Кусок твоей жизни. Сожгу. Один пепел будет. Какая этому цена?

Улыбки нет совсем, губы плотно сжаты. И хорошо видно, что глаза одинаковы — оба смотрят прицельно.

— А если не вылечу?

Ноги у меня затекли, не научился я ещё на корточках долго сидеть. Я встал, потянулся, ожидая в любой момент броска этой… «костоломки», захвата за ноги и… Нет, просто смотрит. Медленно, чтоб она видела, чтобы не восприняла как атаку, протянул вперёд свой дрючок и, упёршись им Маре в грудь, спросил:

— А этому? Какая цена?

Прокол. Угрожать смертью богине смерти — ошибка. Мара отвалилась на спину, устало уставилась в небо и, потихоньку массируя больные икры, подвела итог:

— Нет.

Я — дурак. Что не ново. Я дурак, потому что меня постоянно сносит на стереотипы всякого гнилого гумнонизма, демосратизма и либерастии. Потому что я всё время предполагаю, что человеческая жизнь — ценность. Высшая, важная. Хотя бы для самого этого человека. Нет, я понимаю, что для всякого политического деятеля чужие человеческие жизни — расходный материал. Вот подписал ВВП анти-сиротский закон, и несколько десятков российских детей умрёт от этого только в первый год. Но ведь причина же какая! В американском госдепе плохо работают — нужных бумажек в положенное время не прислали. Угробим полсотни российских детишек, чтобы америкосы у себя с документооборотом разобрались. Святая цель — можно ради этого своим сироткам и «вечную память» спеть.

Но самому-то… Свою-то жизнь… Да без проблем! Есть масса оснований. Подорвать себя на народном празднике: пусть они все испугаются и от страха обделаются. Разовое повышение производства органических удобрений… возможно, самый верный путь к аллаху. Если уж он так озабочен урожайностью.

Мара настолько вошла в свой образ богини смерти, что ни боли, ни собственной телесной смерти уже не боялась. А вот подчинение чужой воле, вынужденные действия, ей, в рамках её «сценического персонажа», казались совершенно неприемлемыми. «Невместно, стыдно, позорно». Не «казались» — были. «Лучше — смерть». Да без проблем! Сделаем как лучше, первый раз — что ли! Но… а Аким?

«Кнут» здесь не проходит. Ищи «пряник», Ванька. Иначе Аким найдёт «вечный покой».

Я разглядывал эту женщину и чувствовал, как уходит время, как она всё более свыкается с мыслью о неизбежности, неотвратимости гибели вот этой телесной оболочки. Как она отдаляется от повседневной суеты, и готовиться «в путь к последнему приюту». Потом её уже и болью из этого состояния не выведешь. А — «не болью»?

— Мара, тебе Ивашка как? Понравился? Сладко-то вправду было?

Молчит. Глаза — в небо, на меня — ноль внимания. Только чуть улыбочка её нарисовалась. Довольная улыбочка. Лёгкие приятные воспоминания о миленьком приключении… Просто Ивашкой такую… богиню с пути не свернуть. Надо чего-то такое… сверхъестественное уелбантурить. Или — забубенить…

— Так вот, Мара. Всё что ты видела и пробовала с мужиками в своей жизни — просто детская возня в песочнице. Не вру — знаю. Далеко на Востоке есть народ, который говорит слово «дао». На их языке это означает «путь». Путь к совершенству. Люди, которые идут по этому пути, называются «даосы». Путь, сама понимаешь, не близкий. Пока до этого совершенства дотопаешь… Идут одни мужчины. Так что им требуются женщины. С которыми эти самые даосы общаются по… «по-путейски». Как они это делают — священная тайна. На ближайшие десять тысяч вёрст и тысячу лет только я один знаю «как». Ты можешь стать второй, кто узнает эту тысячелетнюю сокровенную мудрость. И — попробует её.