Вадим Полищук - Боевой расчет «попаданца»

Я повторяю манипуляции Шлыкова.

— Шестнадцать пятьсот.

Хреново, досягаемость нашей пушки пятнадцать пятьсот, и это по горизонтали. Аэростат же висит на приличной высоте, куда снаряд нам с наших позиций не закинуть. Ни при каких условиях. Только если пробраться в тыл к немцам на глубину не менее километра. Но соваться с нашей пушкой в немецкий тыл как-то не хочется. Фрицы не дураки, не стали поднимать аэростат в зоне досягаемости нашей артиллерии. А здесь дальность измерить никто не догадался, нас вызвали почти за две сотни километров. Да-а, подставили нас: стрелять — бесполезно, не стрелять — нельзя. Вот и решайте задачу, господин инженер. Это не двойной интеграл, тут думать надо.

— Ну, что делать будем? — интересуется Шлыков.

— Думать, товарищ лейтенант, думать. Авось придумаем что-нибудь.

И тут мне в голову пришла мысль о том, на кого можно спихнуть это дело.

— Товарищ лейтенант, — обратился я к разведчику, — а корпусная артиллерия эту «колбасу» достать пробовала?

— А как же, несколько раз пробовали.

— Ну и что?

— Да ничего. Пока наши пристреливаются, немцы их позиции засекают и начинают своей артиллерией давить. А еще немцы могут просто спустить аэростат, тогда наши постреляют, постреляют, а назавтра он опять висит.

И тут облом. Соколы наши, выходит, обос… обделались, корпусная ничего сделать не смогла. А крайним кто будет? Мы? Получается, что мы.

— Значит, так, товарищ лейтенант, — это я уже Шлыкову, — у нас есть два выхода и оба хреновые. Первый. Сегодня ночью втаскиваем орудие поближе, маскируем и, как только аэростат поднимется, открываем огонь. Следующей ночью те, кто останется в живых, попробуют вытащить то, что останется от орудия.

— А второй? — интересуется взводный.

— Второй. Берем у комполка справку о недосягаемости аэростата и мотаем отсюда. Приказ все равно невыполним, но хоть все живы останутся.

Лейтенант впадает в задумчивое состояние. Я его понимаю, крайним в этой истории будет он.

— А ты, сержант, какой бы вариант выбрал?

— Второй.

— Под трибунал могут отдать, — сомневается взводный.

— А могут и не отдать. Наш район сухопутчикам не подчинен, и не хрен свои задачи на нас перекладывать. Тем более — задачи невыполнимые. Пусть сначала фронт к аэростату на нужное расстояние подтянут, а уж потом и мы по нему пальнем.

— Хрен с ним, — решает лейтенант, — напишет майор справку — уезжаем отсюда.

Оба лейтенанта уходят в штаб полка, мы с Коноваловым сворачиваем дальномер и возвращаемся к орудию. Лейтенанты появляются минут через сорок после нашего возвращения. Шлыков находится в состоянии глубокой задумчивости.

— Ну что, товарищ лейтенант?

— Майор сказал, что справку напишет, если мы балку обстреляем.

— Какую еще балку?

В разговор вступает разведчик.

— Да есть тут один овражек. Прошлой ночью немцы в нем что-то делали. Мы выпустили несколько осветительных ракет, но ничего толком не разглядели, а для пулемета — далековато.

— А зачем нам туда лезть? Проще в этот овраг полдюжины минометных мин закинуть.

Лейтенант только плечами пожал, это не его идея. Можно предположить, что своих минометчиков майор подставлять не хочет, а мы чужие, как приехали, так и уедем. Ну и обычное презрение фронтовика к «тыловым крысам», хотя от штаба полка до передовой траншеи три километра наберется, а то и больше. Штаб стрелкового полка это еще не передовая.

— Давайте на местности посмотрим, — предложил разведчик.

Линия фронта здесь проходит по берегам извилистой речки. Между передовыми траншеями около пятисот метров, пойма болотистая, правый берег обрывистый. В этом берегу и образовался нужный нам овраг. Короткий и неглубокий, он проходит под углом к общему направлению течения речки, поэтому, чтобы просмотреть его на всю глубину, приходится здорово сместиться по фронту.

— Вон она.

Мы лежим на опушке небольшой рощи, Шлыков рассматривает балку в бинокль, потом передает мне. Я ничего особенного не замечаю — овраг как овраг, если там и есть что-нибудь, то фрицы это хорошо замаскировали. До балки около километра.

— И как мы сюда орудие вытащим? Фрицы в момент засекут, ни одного выстрела сделать не успеем.

— А сколько времени вам надо? — интересуется разведчик.

Я делаю расчет по времени.

— Минута развернуться, восемь снарядов на этот овраг хватит, это еще сорок секунд, минута свернуться.

— Долго, — размышляет лейтенант, — днем не получится, ночью надо стрелять. Орудие протащим через просеку, по которой сюда пришли, по ней и уйдете. Балку мы вам ракетами подсветим, на фоне обрыва она будет видна как темное пятно. Попасть сумеете? Тут около километра.

— Не промажем, товарищ лейтенант, у нас прямой выстрел — восемьсот метров.

— Тогда договорились. Во сколько начнем? В час?

— В час так в час, — соглашается Шлыков, — давайте сверим часы.

Командиры сверяют часы, и мы возвращаемся к расчету. Пока идем, просчитываю данные для стрельбы. Когда мы подходим к орудию, вокруг нас собираются зенитчики. Шлыков ставит задачу, но уж больно нечетко, когда он заканчивает, беру слово.

— Значит, так. Петрович, как только выскакиваем с просеки, разворачиваешься на сто восемьдесят градусов, двигатель не глушишь, орудие не отцепляешь. Сан Саныч, угол прицеливания ноль ноль восемь.

— Будет сделано, — кивает Сан Саныч.

— Рамиль, взрыватели надо вкрутить заранее. Знаю, что не положено, товарищ лейтенант, но там с ними возиться будет некогда. На первом ставишь дальность пятнадцать, на втором — шестнадцать, и так далее. Понятно?

— Понятно, командир.

— Ящики из кузова не вытаскивать, будете сразу подавать их заряжающему. Сашка, от тебя зависит почти все, темп надо держать максимальный, но должно обойтись без задержек.

— Не будет задержек, сержант.

— Дементьев, начало оврага ты увидишь как темное пятно на светлом фоне. С первым выстрелом не задерживайся, прицел потом по трассеру скорректируешь.

— А мне как стрелки в темноте совмещать? — спрашивает Епифанов.

Вопрос абсолютно справедливый.

— Фонарик нужен, товарищ лейтенант.

Пока лейтенант размышляет, где взять такой дефицитный предмет, решение находит красноармеец Ильдусов.

— Олечке вчера разведчики подарили. Трофейный, с тремя сменными стеклами.

— Ну, вот и решили. Выдвижение начинаем в ноль тридцать, до двенадцати всем отдыхать.

И тут я вспомнил про взводного.

— Я все правильно сказал, товарищ лейтенант?

— Да, да, конечно, — поспешно соглашается Шлыков.

СТЗ медленно ползет по узкой просеке. Роща еще не успела одеться листвой, но дает хорошее визуальное прикрытие от немецких наблюдателей. Визуальное, но не акустическое. Конечно, СТЗ гремит намного меньше, чем «тридцатьчетверка», но мне кажется, что все фрицы в радиусе пары километров уже должны быть на ногах. Между тем звук приближающейся техники немцев ничуть не побеспокоил, даже когда Петрович заложил вираж по опушке рощи. Ни одной ракеты не взлетело, ни один пулемет не гавкнул, немцы как будто вымерли. Вряд ли они все дружно оглохли или завалились спать, не нравится мне эта тишина. Орудие уже опущено на грунт и направлено в сторону оврага, двигатель трактора похрюкивает на холостых оборотах.