Андрей Архипов - Ветлужская Правда

Оглядев примолкнувших мальчишек, полусотник покачал головой и продолжил:

– Конечно, один глоток вас не погубит, но вот привычка получать от него веселье может плохо кончиться. Самое малое, поглупеете и допустите нелепую ошибку в каком-нибудь важном сражении, а будучи ремесленником, плеснете раскаленный металл себе за шиворот. Короче, это ваше дело, будете ли вы свои мозги пропивать! Однако о своих людях воевода позаботился… Что, не слышали? Вы, как я погляжу, из-за разборок промеж себя совсем не в курсе последних вестей? – Завладев вниманием слушателей, Иван хмыкнул в усы и возвысил голос: – Ну так внемлите! Намедни Трофим Игнатьич ввел запрет для своего ближнего окружения на хмельное. С занесением на скрижали нашей Ветлужской Правды! Причин было много, но вчера Алтыш и вовсе отравился из-за своих попыток подсластить вино! Про это хоть знаете?.. Чуете, куда ветер дует и как мы с этим будем бороться? То-то же… Простых воев такой запрет пока не коснулся, однако любое злоупотребление этим делом на службе будет караться беспощадно. Даже намек на запашок после вчерашнего, я уж не говорю про попытки согреться на посту! Сами должны понимать, как к своим бойцам будут относиться постоянно трезвые командиры…

А если серьезно, то после сегодняшних козлиных боданий на берегу и булгарских угроз прийти за податями осенью… Не советую даже при себе держать! Иначе попадете в черные списки, и никакая доблесть вас из них не вычеркнет! Все понятно? Тогда продолжайте отдыхать, а я вас покину, чтобы как следует подумать над новыми известиями и искупаться… на пару с одним очень молодым человеком.

– Последний вопрос, Иван Михалыч…

– Слушаю тебя, Мстиша.

– Зачем мы булгарцам понадобились? Как я слышал, на дань они почему-то не согласились…

– Подумай сам. Начни с того, почему они пока не захватывают тех же черемисов, чтобы насадить свои порядки и веру? Потому что те будут сопротивляться? Так и мы будем… Только ли в нашей малочисленности дело? Есть же и другие мелкие племена, почему именно нам уделили внимание в первую очередь? Что им нужно в наших весях? Что у нас есть такое особенное?

– Железо?

– Это вряд ли, его и у них немало…

– Знания?

– Ближе к истине, хотя Булгария ныне одна из самых сведущих в этом деле стран.

– Знание как железо по-хитрому выплавлять?

– Еще горячее! Их очень заинтересовало, что за шишка выросла на пустом месте! Почему вдруг в их владениях появилась не зависящая от них сила, да еще за такое короткое время! Раздавить нас они всегда смогут, но им было бы куда привлекательнее взять нас со всеми потрохами, выведать все секреты и использовать нашу силу в своих целях! Им нужны мы сами!

– Выходит, в нас самих что-то есть? Какая-то крепкая сердцевина?

– Выходит, так. И я сам не могу понять, что это такое. Но точно знаю, что наша суть каким-то образом замешана на дружбе и любви нескольких человек.

– Тех, кто с тобой пришел?

– Нет, этого было бы слишком мало! Да и делиться на наших и ваших мы давно уже перестали, сам знаешь… Да что я тебе говорю! Будто ты не входишь в число этих людей! И не делай такое удивленное лицо, тебе это не идет… Могу сказать только одно: в скрепляющем нас растворе никогда не пахло деньгами. Они проходят через нас, но оседают совсем в других карманах. А ведь мы находимся у власти! Это выглядит очень странно, но тем не менее позволяет этой самой сердцевине все время расти… Обрастать другими людьми, которые видят, что мы стараемся не для себя! Те же, кому по сердцу звон монет, остаются на обочине и вовсе не стремятся к нам! И лучше бы так и было, иначе они своими мелочными торгашескими повадками такого у нас натворят…

– Все одно будут лезть, как на сладкое!

– Это точно, однако им по рукам дать нетрудно, проблема заключается в другом. В нас самих! При всей своей крепости наша сердцевина вещь очень хрупкая, и ее легко разбить! Завистью, жадностью, мелочностью, даже любовью… Да-да, любовью к себе, дорогому и неповторимому! Так что лишь от вас зависит – сколь долго она в нас продержится. Именно от вас, молодых, которые идут нам на смену. Потому что лишь вы сможете передать эту силу своим детям и внукам!

Одно лишь знаю… Пока она есть, взять нас с потрохами и использовать ее в своих целях попросту невозможно! Если уж я сам не могу подобрать слова, чтобы описать эту суть, то любой завоеватель или обычный купец, желающий на нас заработать, просто не поймет, с чем имеет дело! Ее можно только уничтожить! Вместе с нами! А мы будем этому сопротивляться… Пока мы живы!

– Шевели, шевели своими культяпками и посудой не мотай в разные стороны! Смотри, расплескаешь подсоленную воду!

Склонившись над грядкой, Агафья старательно разминала землю между пальцами, краем глаза приглядывая, чтобы заспанная Радка не уклонялась от порученной ей работы: вылавливания семян из плошки и меткого их метания в подготовленные лунки. Та и не думала отлынивать, однако насупленное молчание падчерицы вызывало раздражение и заставляло продолжать выстраданную бессонными ночами нотацию:

– И не пробуй даже руками в грязи ковыряться! Ну не поняла я тебя с этой плошкой, и что? Не в землю же такую воду выливать! Пальцы у тебя чистые, а соль у нас заканчивается… Ну что ты клюешь носом, словно квелая курица!

Радка дернула бровью, но не изменила выверенные, неторопливые движения. Агафья тяжело вздохнула и нерадостно покачала головой, задумываясь над странными вывертами судьбы, занесшей ее сюда, почти на край мира и столкнувшую с этой несносной особой в мужских портках и длинной рубахе почти до щиколоток.

Своих девок она уже вырастила и успешно выдала замуж, поэтому в настоящее время внучка кузнеца была у нее единственной отрадой. Если точнее, то на эту оторву, восседающую сейчас с неприступным видом на корточках прямо посреди огородной грядки, она возлагала вполне определенные надежды. Дочери остались далеко, на Переяславщине, так что в ближайшее время лишь Радка могла позаботиться о ней с должным вниманием: ведь в преклонные годы требуется не только кусок хлеба и глоток воды, но и небольшое участие, выражающееся хотя бы в неравнодушном выслушивании перечня бед и болячек. Однако та ее надежд пока не оправдывала.

Потеряв мужа после одного из половецких набегов, Агафья неожиданно пришла к мысли, что в ее сорок лет она хлебнула степных невзгод более чем достаточно, а сама еще полна сил и здоровья, чтобы хоронить себя заживо. А что другое ей оставалось в приграничной переяславской веси, где мужи в зрелом возрасте были наперечет? Лет через десять она и вовсе стала бы немощной, беззубой старухой, на которую никто и не взглянет, кроме заезжего половецкого удальца. Да и тот в ответ на просительный взгляд лишь отмахнется острой саблей от столь жалкой добычи. Жить приживалкой с дочерьми, выслушивая попреки чужого семейства за отправленный в рот лишний кусок?