Андрей Архипов - Ветлужская Правда

Как оказалось, дружина русов провожала купцов в крепость Яучы, последний оплот булгар по пути в Киев, намереваясь там перейти в распоряжение ее воеводы и отдохнуть за крепкими стенами. Однако тот послал их на Шир, чуть ниже устья Борын-Инеша, прослышав, что там без чьего-либо ведома поставило свои шатры какое-то степное племя. Про беловежцев воевода уже знал, но киевский князь был в своем праве, поселив выходцев из Саркела перед границами Черниговского княжества, где когда-то давно уже жили племена словенского языка. А вот ниже по течению, где над водной гладью могучего Шира высились белые горы, была уже ничья земля, и властвовал там лишь закон силы, а точнее иногда заглядывающие туда степняки.

В принципе ему было наплевать, что там делали половцы или их данники, однако месяц назад их занесло слишком близко к верховьям великой реки, где проходила переправа Хорысданской дороги. Более того, дозор заметил не только конных, но и вместительную лодью, с трудом пробирающуюся по речным мелям.

Переправа и дорога дальше крепости обслуживалась только буртасскими разъездами, оборонительные сооружения на самой границе Черниговского княжества ставить было неуместно – это бы моментально закончилось их разорением. Стоящие же на торном пути постоялые станции служить крепкой защитой не могли. При всем при этом сами русские князья не пытались в этих местах обслуживать чужой тракт, первые конные дозоры на нем появлялись на западе лишь после реки Саз-Идель [62], возле города Курска. Земли же возле самой этой реки были почти незаселенными, и мелкие рязанские или черниговские крепостицы вроде Ельца роли почти не играли.

Фактически, как уяснил Иван из речи Веремуда, даже по нынешним временам это был глухой угол на стыке земель Киевской Руси, Булгарии, вятичей, половцев и мордовских племен. О перехваченном купеческом караване или нападении на разъезд можно было узнать только через несколько дней или недель и то, если повезет и кости погибших воинов не растащит лесное зверье. Исходя из всего этого, воевода Яучы (по догадкам полусотника, именно данная крепостица потом должна была стать Липецком) решил действовать на упреждение. Главной его целью было выяснить, где точно расположились степняки и откуда у них лодья. Подошедшие наемники были как нельзя кстати. И погибнут – спрос не велик, и добычу возьмут – поделятся.

Идти Прастен решил правым берегом Шира, пользуясь тем, что леса там были редкие, постепенно переходящие в просторные дубовые рощи и невысокий кустарник. Шли около недели, цепко сторожась человеческого жилья и не позволяя себе отвлекаться даже на малые селения в один-два двора, редко раскиданные по берегам великой реки. Шли, пока не достигли Дивных меловых гор.

Они встали перед ними неожиданно, в том месте, где небольшая река, напоследок вильнув широкой петлей, тихо выбегала на просторы Шира. Лиственные перелески, сопровождавшие их всю дорогу, в этом месте сменились низкорослыми зарослями дикой груши и яблони, поэтому к невысокому берегу пришлось продираться с трудом, но открывшееся перед ними зрелище того стоило.

Белые столпы, подсвеченные солнечными лучами, стояли величественно и красиво. На фоне зеленых холмов они смотрелись причудливой вязью дорог, проложенных кем-то в бескрайней степи, а их вершины, прорезавшие чуть выцветшее голубое небо, казались скалами, уходящими в далекое море.

И лишь черный дым, клочьями взмывающий вверх на фоне открывшейся перед ними картины, указывал на то, что все это плод буйной фантазии. Дым и подсыхающие на берегу стожки высохшей травы говорили о том, что пришло время сенокоса и рядом находятся люди.

Для переправы через приток Шира, преграждающий им путь, не понадобилось даже набивать сеном бычьи шкуры, и вскоре они уже стояли на склоне мелового холма, обозревая окрестности. Невысокий тын, зевая открытыми настежь воротами и догорающим на вышке костром, остался за спиной. Охрана не стала сопротивляться и сбежала еще до того, как они поднялись на высоты. Однако она сделала свое черное дело, и в раскинувшемся в отдалении лагере степняков царила суматоха. Кто-то угонял овец и лошадей, стараясь укрыться в дальней дубраве, кто-то спешно грузил на повозки добро. Однако воинов среди шатров не наблюдалось, и это был добрый знак.

Брали выделанные шкуры, лошадей, железо и пленников, не успевших в поисках убежища пересечь широкое поле, на котором был разбит лагерь. Сопротивления почти не было: пару стариков, обреченно выставивших копья около шатров, зарубили мимоходом, не отвлекаясь от сбора добычи. Немногих ускакавших всадников даже не ловили, время поджимало. Однако и тут им повезло: многочисленные повозки были на ходу, и через несколько часов нагруженная добром колонна уже тронулась в путь, оставляя за собой разграбленный лагерь, битую посуду и тяжелый запах сожженной вместе с шатрами шерсти. Немощных пленников даже не убивали, бросив их на месте и посчитав, что они окажутся дополнительной ношей для вернувшихся воев, да и преследовать их будут не так зло.

К закату они уже стояли на берегу Шира, заставив несколько десятков уведенных невольников набивать сеном бычьи шкуры, в то время как сами потратили последние светлые часы, чтобы скатить с холма тяжелые бревна и сколотить из них плот – повозки надо было как-то переправлять на другую сторону. Прастен посчитал, что широкая река послужит дополнительным препятствием для преследования, а уйти на Яучы можно и вдоль реки Борын-Инеш.

Через несколько дней они уже пробирались вдоль нее, равнодушно игнорируя стоящие там деревеньки. Однако в ответ получили черную неблагодарность в виде ночных обстрелов и снаряженных на дороге ловушек. Появились раненые и озлобление на воронежских людишек, перерастающее в кипящую ярость.

В результате Прастен решил сжигать селения, вставшие на их пути, дотла. Они были покинуты жителями, но это как раз и свидетельствовало не в их пользу. Раз бросили свои дома, значит, виновны, и неважно, что потом из-за этого может возникнуть распря между местными жителями и булгарцами. Он найдет чем оправдаться. Заодно повозки пополнились разной рухлядью, и располневший обоз уже с трудом передвигался по кочкам узких лесных дорог.

Беда пришла под самый конец пути, когда провидчики, посланные во все стороны, заметили следующие за ними конные разъезды. Пришлось поворачивать и пытаться отогнать шакалов от ставшего уже своим добра, однако за теми уже шла более массивная рать, рея над собой голубым стягом с вышитой на нем двухголовой птицей. Дорога на Яучы тоже оказалась перерезанной пешим отрядом, невесть как оказавшимся перед русами. Видимо, вои воспользовались той самой пресловутой лодьей, не найденной ими у степняков.