Василий Звягинцев - Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Женщина, враз ставшая далёкой и почти незнакомой, смотрела на Олега прищурившись по-ведьмовски, обольстительно и одновременно пугающе улыбаясь.

— Что смотришь, мой милый самодержец? Помоги даме раздеться, — сказала она низким, слегка вибрирующим голосом, — но только не как прошлый раз. Я больше не хочу быть изнасилованной, даже из самых добрых побуждений… Даже самодержцем всея Руси. Я хочу, чтобы всё случилось ласково и нежно, как это делает любящий мужчина с невестой-девственницей в первую ночь. Ну! — И повелительно протянула ему, упавшему на одно колено, ещё более длинную в таком ракурсе ногу. Кажется, правую.

Самое удивительное, у Императора получилось так, как она просила и даже лучше. Сильвия испытала довольно необычные, при всём её опыте, ощущения. Та же самая по интенсивности и конечному эффекту страсть, но сильно растянутая по времени, в виде плавной синусоиды, вроде набегающих на пологий морской берег волн.

— Гениально, сир, просто гениально, — прошептала она, успокоив дыхание, вытянувшись во весь рост и заложив руки за голову. — Наверное, я и впредь буду прибегать к твоим услугам. Постараюсь пореже, чтобы не возникало кривотолков и не пропал эффект запретного плода . Пожалуйста, принеси сигарету и бокал шампанского. Себе, конечно, тоже…

Дело в том, что Сильвия не только в очередной раз удовлетворила свою любовь к такого рода приключениям, нисколько не угасшую с дней её первых опытов, ещё в немыслимо далёкие и необыкновенно благополучные восьмидесятые годы позапрошлого века. Тогда как раз она хорошо это помнила, в газете «Сан» печатались с продолжениями «Трое в лодке…» Джерома К. Джерома. Сейчас она провела ещё один сеанс психоэротического внушения, которым владела не хуже Удолина, пусть и базировалась её методика не на земной «Тантре», а на совсем других источниках. За полчаса любовной игры она убедила Олега, что, кроме мадам Берестиной и, может быть, Татьяны Тархановой, если вдруг доведётся им снова встретиться, ни одна другая женщина, кроме тех, кто специально настроен на одноразовую платную (в любой форме) любовь, не вызовет у него никаких чувственных эмоций. Особенно это касалось шестерых валькирий, тех он будет воспринимать как родных дочек, по отношению к которым никакие мысли и чувства, кроме отцовской гордости и искренней любви, абсолютно невозможны.

«Вот подарочек красоткам , действительно царский ! — с внутренней усмешкой подумала Сильвия. — Не заслужили, но да уж ладно, пусть пользуются…»

А взрыв настоящих чувств, вторая молодость придут к этому закоренелому холостяку и страстному женолюбу только при следующей, уже, кстати, назначенной им для себя встрече с Ингой Вире́н. По классической схеме — бурно нарастающий интерес, желание видеться как можно чаще, бессонные ночи, наполненные юношеского типа фантазиями и глубокими, практическими и династическими рассуждениями государственного мужа и, наконец, непреодолимое желание сделать этой девушке серьёзное, по всем правилам, предложение.

Слава богу, принятый ещё в двадцатые годы прошлого века закон, определяющий матримониальные правила ещё для тогдашнего первого Местоблюстителя, предусматривал всего несколько непреложных правил: невеста должна быть российскоподданной, предпочтительно славянского происхождения и православного вероисповедания, потомственной дворянкой, ранее незамужней, более того — девственницей, не имеющей за границей крупной собственности и родственников, занимающих там сколь-нибудь значимые посты на государственной службе или в частном бизнесе. Зато медицинские требования были предельно строгими, как в недавно появившихся военных училищах для лётчиков реактивной авиации.

Инга всем этим условиям удовлетворяла вполне, и её немецкая фамилия препятствием не являлась, поскольку немцы из входящих в состав Империи с времён Петра Великого губерний по умолчанию считались русскими. Тем более что в той России понятие «национальность» в правовом смысле отсутствовало, а у Инги в её, увы, пресёкшемся на ней роду значилось два генерала, три действительных и один тайный советник и один адмирал, тот самый известный из истории русско-японской войны Р. Н. Вирен, в параллельной истории зверски убитый пьяными матросами в семнадцатом году во время Гельсингфорсской резни.

Более чем достойная кандидатура.

Для того чтобы обеспечить ей будущее, Сильвии и пришлось в очередной раз изобразить гетеру, этакую Таис Афинскую [100] См. одноимённый роман И. Ефремова. .

Остаётся только сразу после первой брачной ночи, а то и после коронации, подробно объяснить Инге (во крещении ей дадут более подходящее русской царице имя), кому она обязана этим счастьем. Вот и хорошо, что Фёст вовремя и подсуетился, ему и придётся со своей валькирией объясняться. Ничего, вдвоём с Вяземской успокоят, если даже поначалу истерику вздумает закатить «Государыня Императрица Всероссийская, царица польская, великая княгиня Финляндская и прочая, и прочая, и прочая…»

Сильвия, в позе гойевской «обнажённой махи» раскинувшаяся на постели, приняла из рук Олега бокал. Выпили шампанского, покурили, поговорили на отвлечённые темы.

— Может быть, повторим? — вдруг предложил Олег.

— Не сейчас, — мягко ответила Сильвия. Колеблющейся походкой прошла в соседнее помещение и прямо в проёме двери, не прячась, начала неторопливо одеваться в свой деловой костюм, как бы намекая любовнику, что больше не видит в нём мужчины, перед которым нужно «строить из себя».

— Мы ведь здесь совсем по другому делу, ты не забыл? И, когда вернёмся, избегай смотреть на меня маслеными глазами в присутствии мужа. Он не твой подданный и вообще человек горячий. Дерётся, фехтует и стреляет — дай бог каждому. Кадровый офицер ВДВ, до сих пор ежедневно тренируется…

— Вот об этом я и хотел поговорить, — согласился Император, в котором внушённые аггрианкой идеи начали собственную эволюцию. — Насчёт подданства и прочего. Раз всё так складывается, вопреки Тынянову — «Всё уже решено» [101] Имеется в виду ключевая фраза из романа Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара» — «Ещё ничего не решено», неоднократно использованная впоследствии В. Пикулем и, с некоторыми вариациями, автором этой книги. .

— Поясни, о чём ты. — Сильвия застегнула последнюю пуговицу, крутнулась перед зеркалом, проверяя, ровны ли швы на чулках, начала приводить в порядок причёску.

— Хотим мы или нет, очень скоро всем станет известно о существовании вашей России и нашем с ней союзе. Вот я и думаю, что нам нужно спешно озаботиться созданием, так сказать, общих, взаимопроникающих элит. Не тех, что в твоей стране таковыми называют. Тебя, например, я решил наградить Большим крестом ордена Екатерины со звездой и лентой, что введёт тебя в круг двенадцати самых влиятельных женщин моей Империи [102] Согласно Статуту ордена, утверждённому Петром Первым, Большой крест могли иметь одновременно только 12 дам из ближайшего окружения императрицы. За неимением таковой награждений 90 лет и не производилось. Так что Сильвии предстоит стать Дамой № 1 возрождённой Российской империи. , даст придворный чин камер-дамы, что равно генерал-адъютанту. Ну и должность мы тебе приищём, необременительную, но влиятельную. Алексея Михайловича я сделаю «генералом Свиты при особе Императора», ну и, если захочет, Шефом Гвардии или Наказным атаманом всех казачьих войск. Неплохая, кстати, идея, если придётся у вас там заново создавать казачество в его настоящем виде и качестве…