Георгий Юленков - Степной рассвет

Стефановский был внимателен, и никому из своих «курсантов» давать послаблений не собирался. Павле от него доставалось больше всех. Как-никак, её опыт пилотирования двухмоторных машин ограничивался до этого всего лишь пятью вылетами на учебно-боевом Р-6 в житомирском Центре. И Павла изо всех сил наверстывала свое отставание от новых соратников. Потом было несколько маршрутных полетов. Из них один был проложен до Баин-Тумена и обратно с четырьмя контрольными точками и посадкой в месте старта. Он выполнялся на высоте десять тысяч, и почти копировал будущий разведвылет по японским тылам. Набор высоты с включенными «Тюльпанами» курировала Павла. Грачев получил от нее несколько замечаний за резкость манипуляций с газом, но не обиделся. Реактивная матчасть работала без сюрпризов.

Сами условия полета были максимально приближены к боевым, в планах была даже имитация противодействия вражеской ПВО. Для этого по договоренности с особым отделом учебный перехват РДД над запасным аэродромом 1-го особого полка недалеко от Баин-Тумена выполнял лично майор Горелкин. Павла наблюдала за маневрами мото-реактивного истребителя через перископический прицел дистанционно-управляемой турели. Будь это настоящий противник, его трижды бы уже перечеркнула бы строчка пятилинейных березинских пуль. Чтобы увидеть работу установки в действии Павла, не удержавшись, все же дала две коротких очереди справа и слева в отдалении от цели. Горелкин тут же прекратил набор высоты и качнул крыльями.

«О! Не то чтоб сильно очканул «Огненный Змей», но, наконец, просек, что в моем прицеле болтается. Это ему для памяти. Вот мы и попрощались с тобой, Иван Олегович. Разошлись теперь наши с тобой дорожки на месяцы, а может и на годы. Надеюсь, ты с толком используешь оставшееся нам время до того июня. А когда я вернусь, спрошу с тебя как с родного… Если вернусь, и если мне разрешат спросить… Но я все же, постараюсь. Ну а пока, счастливо тебе, товарищ командир, и пусть сбитые здесь будут только с красными кругами на крыльях».

— Павел Владимирович, вы опять тут своевольничаете!

— В рамках планов ускоренной боевой учебы, Петр Михайлович.

— А я что, уже разрешил вам вести огонь из турели?

— Про ведение огня пока разговора не было. Но ведь учимся не только мы. Майору Горелкину наверняка было полезно понять, что атаковать высотные цели можно только сверху, или находясь с целью на одной высоте. Думаю, теперь он таких ошибок уже совершать не станет. Ну, а нам было полезно проверить работу оружия на больших высотах. А за то, что я принял это решение самостоятельно, и не доложил о нем как следует, виноват и готов понести заслуженное наказание.

— За наказаниями дело не встанет. Имейте в виду, вот такую недисциплинированность мы тут терпеть ни дня не станем. Ещё один эксцесс, и вместо вас полетит капитан Сорокин из второго состава.

«Прямо как у космонавтов у нас. Основной состав и дублеры. Но бузить мне и, правда, пора заканчивать».

— Выводы из замечаний мной сделаны, за дальнейшие мои действия, готов ответить головой.

— Голову свою оставьте при себе, мне она отдельно не нужна. Как отработало оружие? Что заметили?

— Для ведения огня на боевой дальности стрельбы около восьмисот метров, прицел установлен слишком низко. Очереди будут уходить метров на двадцать ниже цели. Считаю необходимым внести поправки в настройку.

— На обратном маршруте проверим, я сам и постреляю.

— Есть предложение по оптимизации проверки, товарищ Стефановский.

— Опять какие-то выдумки?

— Да как вам сказать. У нас тут один запасной парашют на борту вроде имеется. Предлагаю при подлете к конечному пункту снова набрать высоту до одиннадцати тысяч, и сбросить на этом парашюте пустой кислородный баллон. И попробуем его сбить на нисходящей спирали.

— Гм. Александр Евгеньевич как вам такая идея?

— Идея товарища Колуна правильная, стрелять нам все равно, нужно учиться. Считаю, что в этом вылете перед посадкой всем членам экипажа будет полезно потренироваться в воздушной стрельбе. Но пусть очередь тренировки товарища Колуна будет последней, и соответственно патронов ему оставить по минимуму, чтобы впредь соблюдал дисциплину и не своевольничал.

— Ну что ж, так тому и быть. Вот такая вам сегодня амнистия пополам с наказанием.

— Вас понял, товарищ инструктор.

«Ну и ладно. Зато никто из вас живого истребителя в прицеле Резунова не видел, а мне повезло. Хотя очень бы мне хотелось, чтобы стрелять в том нашем полете никому из нас не пришлось. Ведь для успеха такого задания, стрельба – это роскошь».

Интенсивность тренировок не уменьшалась. Штурманскую подготовку сменяли тренировки по маневрам ухода от перехвата, затем шли специальные занятия по задачам полета. Стефановского сменяли инженеры, потом инструктаж проводил так и не представившийся дядька явно чекистской школы. Потом снова за них брался испытатель. К концу пятого дня тренировок главный наставник, наконец, признал уровень подготовки своих «птенцов» удовлетворительным, и разрешил им летать без ограничений. После завершения занятий, Голованов отозвал Павлу в сторону, и кивнул на стоящего рядом худого неприметного парня.

— Узнаёте?

— На память не жалуюсь. Белогвардейская форма на вашей фигуре, тогда как влитая сидела.

— Ну, у вас на поясе японский штык тогда тоже как родной смотрелся. Побеседуем?

— Запросто.

— Rozumiesz polski, pan porucznik?

— Tak, pan scout. Rozumiem troche.

— Powiedz cos, co chcesz.

— Moze lepiej bede spiewal? Аlbo czytal wierszy?

— Dziekuje. Nie badz taki pochopny.Wszystko w swoim czasie…

«Да-а. Никуда не годятся мои скромные познания. Это не то, что в Варшаве мастер-класс по эксплуатации наших ТРДД проводить. Там я половину темы вообще на русском читала. Лишь с самыми тупыми пшеками я тогда посидела, обсуждая схемы монтажа на языке Пилсудского. Да и украинский мой, если честно, так себе звучит. Так что не выйдет из меня толкового польского шляхтича с канадским прононсом, хоть плачь».

В конце экзекуции Павла чувствовала себя выжатым лимоном, с которого еще вдобавок сняли цедру едкими саркастическими замечаниями. Понимая, что в сравнении с чекистским ее уровень владения языков близок к нулю, она уже просто, в качестве выплеска эмоций, обложила экзаменатора своим невеликим запасом польских ругательств. Вслед за импровизированным экзаменом по польскому языку, начался зачет по немецкому. Затем наступил черед английского, и на закуску был обмен несколькими совсем короткими фразами по-французски.

— Ну что я тут могу сказать, Александр Евгеньевич. Кое-какие знания у нашего «канадца» есть, но их, увы, совсем немного. Польский Павла Владимировича, это вообще-то даже не совсем польский. Скорее смесь украинско-белорусского с мелкими вкраплениями великопольского языка и несколькими германизмами и англицизмами. Вычислить по нему русского человека можно довольно быстро, если общаться только на нём. Германский старшего лейтенанта хорош, видимо, учитель ему в жизни попался толковый. Силезский акцент на таком материале ставится за пару недель. Английский с американизмами на троечку с минусом, но тут за счет общения с носителями можно попробовать быстро продвинуться. Французский, вообще практически на нуле. В общем, тут поле непаханое… Возможно, удалось бы подтянуть его, если только имелось бы достаточное время на врастание обучаемого в будущую среду обитания. Однако времени-то у нас, насколько я понимаю, как раз и нет.