Георгий Юленков - Степной рассвет

— М-да-а. Мы, конечно же, рассчитывали на большее. Но почему бы и с таким начальным багажом не попробовать. На худой конец, найдем достойного дублера… А Павла Владимировича будем держать на подхвате и в качестве консультанта по «ракетной технике».

«Угум. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Ах, какие интересные планы я строила! И все коту под хвост. М-дя-а, рановато я свой язык раскатала. Не доросла я пока со своим уровнем языкознания до заграничной оперативной работы. И ну чому ж, я така идиётка?!».

Перед выходом из блиндажа, комкор поправил фуражку, и ненадолго замер в раздумье. Начальник штаба, адъютант и несколько командиров, молча, ждали начальственных указаний.

— Михал Андреевич, остаешься за меня, я в Булак на полдня. Провожу маршала и членов комиссии, да, заодно заеду в штаб ВВС со Смушкевичем покалякаю. Есть у меня к нему пара вопросов. Совещание переносим на вечер. До встречи, товарищи.

Самолет с членами комиссии раз десять проверенный перед стартом бдительными сотрудниками НКВД, наконец-то, взлетел. Спустя несколько минут распластанный силуэт растаял в дымке над горизонтом. Но комкору некогда было провожать его взглядом, и уже через пять минут он входил в небольшое здание, занимаемое штабом ВВС. Жуков оглядел тяжелым взглядом застывшие фигуры штабных командиров ВВС и, пробурчав общее приветствие, быстро уединился с комбригом в его кабинете. Смушкевич сбивчиво начал доклад, но был резко остановлен вопросом. При этом суровая гримаса неудовольствия исказила гневом рубленые черты лица комкора.

— Комбриг, я не спрашиваю тебя, почему ты диверсантов на секретные объекты посылаешь. За это ты теперь сам перед НКВД отвечать будешь. Я тебя о другом спрашиваю…

От двухсекундной паузы повеяло грозовым озоном. Смушкевич напрягся, а командующий группировкой советско-монгольских войск с нарастающим рыком выплеснул свое негодование в лицо подчиненному.

— Почему мой приказ… мой личный приказ тобой не выполнен! Где тот старший лейтенант, которого я на Хамар-Даба вызывал? А, товарищ комбриг?! Почему целый маршал мне замечание делает за слабую дисциплину в подчиненных тебе частях ВВС? А, товарищ комбриг?!

— Товарищ комкор! Я прошу вас не разговаривать со мной таким тоном. Что касается того старшего лейтенанта, то он лишь временно мой подчиненный. Особый авиаполк майора Горелкина является секретной авиачастью, навязанной мне НКВД. Подчиняться армейской дисциплине они явно не привыкли. И проблемы с диверсантами, это также, в основном, их рук дело. Без приглашения особого отдела, я ни в 1-й ни во 2-й авиаполк даже с проверкой приехать не могу. За связь с особыми авиаполками у меня отвечает заместитель по истребительной авиации полковник Лакеев. Он подтвердит. На основании описанного положения дел, считаю претензии штаба Первой армейской группы к командованию ВВС необоснованными.

— А благодарности за недавно достигнутые успехи и представления к награждению в отношении личного состава ВВС, включая пилотов этих самых секретных полков, мне тоже все подряд считать необоснованными, а? Чего замолчал-то?

— …

— Вот что, комбриг. Про твоих подчиненных скоро уже прямо как про Чапаева анекдоты по армии ходить будут. Где тут твой зам по истребительной авиации, который с этими секретными полками связан?

— Адъютант! Полковника Лакеева к командующему немедленно.

Полковник материализовался в дверях через пару секунд. Спокойное лицо заместителя Смушкевича замерло в ожидании нагоняя. Приложенная к козырьку фуражки ладонь застыла каменною «дланью Командора».

— Разрешите обратиться, товарищ комкор?

— Лакеев?! Если комбриг не может сказать, может, вы мне ответите? Где старший лейтенант Колун? А, товарищ полковник? Где он, и почему не прибыл ко мне в штаб группы?! Что у вас там за «подпоручики Киже» в секретных полках объявились?! Совсем вы охренели, крылатые?! «Мертвых душ» мне тут наплодить решили?! Так, что ли?!

— Никак нет, товарищ командующий! Никаких «мертвых душ» у нас нет. Я этого старшего лейтенанта видел лично, и даже в учебном бою с ним крутился. Нормальный командир ВВС. Ветеран Китая, имел сбитых еще там. Здесь по подтвержденным сведениям он сбил три самолета лично и четыре в группе, да еще и в штурмовых ударах по японским позициям хорошо отметился. Наш это парень – настоящий боец! Нам даже в штаб ВВС от майора Затевахина пришло представление на него за ночное прикрытие места высадки на центральном плацдарме. Правда, ход этому представлению дать еще не успели.

Взгляд командующего смягчился, но голос все еще сочился раздражением.

— А чего ж не успели-то? Ладно, вижу, не любит комбриг Смушкевич этих «вольных пограничных орлов». Ну, а ошибки там быть не может, может это не он тогда над плацдармом летал? А, Лакеев? Может такое быть?

— Никак нет, не может! Я потом лично выяснял у Горелкина. Два первых вылета той ночью, на плацдарм группу штурмовиков водил точно старший лейтенант Колун. Если бы не самоубийственные атаки его группы… У него двоих пилотов ранило. А сам он утром на северный плацдарм группу секретных истребителей повел, там его зенитки и сбили. А днем позже он с северного плацдарма на захваченном японском самолете вернулся.

— Значит герой, говоришь? А чего же прячете тогда этого героя, как бабка «внучку на выданье»?

— Так не прячем. Просто ему вызов пришел из управления пограничной авиации. В новую командировку куда-то улетел. Мне только сегодня об этом его комполка доложил.

— Гм. Тоже мне, Золушка. Настрелял, понимаешь, на три награды и видать от скромности, куда подальше свалил. Ладно, полковник, я тебе верю. И вот вам, крылатые, мой приказ. Все представления на этого героя сегодня же моему начштаба передать, по совокупности ему представление напишем. Все ясно?

— Так точно!

— А тебе, комбриг?

— Все ясно, товарищ комкор.

— И чтоб не смели мне там у себя другие награждения на пилотов особых полков зажимать! Кабы не они, в ВВС бы потерь куда больше было. Да и мы на земле в разы больше народу на плацдармах положили бы. С этим всё! Я уехал на Хамар-Даба. А ты, комбриг, ко мне полковника Гусева снова пришли, будем дальше удары согласовывать.

Дверь штаба ВВС со стуком захлопнулась за командующим Первой армейской группы, оставив авиационных командиров в крайне минорном состоянии души. Первым нарушил молчание, сильнее всего страдающий от начальственного неудовольствия, комбриг ВВС.

— Иван, вот сейчас тебе обязательно выступать было?

— Да что случилось-то, Яков Владимирович?

— «Что случилось»?! Алешина, помнишь?! Майора из новеньких.

— Что с ним, убили?

— Лучше б убили! Шпионом он, гад, оказался! Гусев утром в особый отдел на его опознание ездил – ничего общего у этой образины с настоящим Алешиным.