Андрей Посняков - Ладожский ярл

— Садитесь, в ногах правды нет.

— Рад тебя видеть, ярл! — улыбнулся Никифор. Смуглый, черноволосый, он, как и подобает монаху, был одет подчеркнуто скромно — в коричневую рясу с накинутым поверх нее полушубком. На груди серебряный крест — знак распятого бога.

— И я рад! — Встав, ярл порывисто обнял монаха, доброжелательно хлопнул по плечу Найдена, тут же и осведомился насчет Ирландца.

— В делах все, — уклончиво ответил тиун, а Никифор осуждающе покачал головою.

— Опять пьет? — догадался Хельги, не впервой уж было Ирландцу срываться в последнее время. — А дела хоть делает? — Ярл покусал губу. — Чай, не для пьянства оставлен!

— Дела делает, — закивал Найден. — Да, правда, какие тут дела? Сам знаешь, княже, зима. — Он помолчал немного и улыбнулся: — А грамотеев тебе подбираем, как велено. Одного сыскали уже — грамотен, по-варяжски говорить может, и цыфирник изрядный.

— Молодцы… Ладно, с Ирландцем я разберусь… Вы что же не едите, брезгуете?

— У меня — пост. — Никифор поджал губы. — Хотя скоромную лепешку, пожалуй, съем… да рыбешку нежирную… Подай-ко, Найден!

Они пробыли у ярла недолго. Немного перекусили, потолковали о делах, поведали последние ладожские новости — таковых оказалось немного, потом Никифор, в который раз уже, высказал идею насчет монастырской обители.

— Шумно тут больно, — посетовал он. — Многолюдство изрядное, а Божье слово тишины требует. Вот бы скит устроить в стороне дальней, в молениях и философских беседах проводить время с иноками, оказывая помощь всякому страждущему. Школу бы завести при обители, скрипторий, книги нужные купцам константинопольским заказать… Святое дело… — Молодой монах мечтательно опустил веки.

Ярл усмехнулся:

— Опасное это дело, брат! Народца хищного и в тех далеких краях хватает, разграбят твою обитель!

— На все Божья воля. — Никифор принялся перебирать висевшие на поясе массивные бронзовые четки. Такими четками, при известной ловкости, можно было легко справиться как минимум с двумя вооруженными воинами. А Никифор был парнем ловким…

Хельги посмотрел на него и вздохнул. Хорошо бы, конечно, иметь в дальних лесах верного человека. Никифор — как раз таков, лучше не надо… Да только отправить его — тревожно как-то. Сгинет ведь!

— Вижу, сомнения тревожат тебя, ярл? — Монах улыбнулся, проницателен был изрядно. — Так ты не сомневайся… А не разрешишь, так я сам пойду, как снега стают.

— Ох, Никифор, Никифор, — засмеялся Хельги. — Не скрою, мне твои мысли по нраву… И обитель бы хорошо укрепленная в местах дальних не помешала… Ой, не помешала бы! Ну, не смотри так… Собирай охочих людей! По весне, так и быть, отправлю с тобой воев.

— Мне не нужны вои, ярл!

— Знаю. — Хельги хитро прищурился. — Тебе нужна обитель, а мне — надежная крепость. И, думаю, мы поможем друг другу. По рукам?

На этот раз засмеялся монах:

— По рукам, Хельги-ярл, по рукам! Однако знай — не меч я буду нести лесным жителям, но слово Божье! Аминь.

Никифор перекрестился.

Когда гости ушли, ярл нервно заходил по людской, дернулось в поставце пламя, запрыгали по стенам уродливые черные тени, похожие на лесных троллей. Ирландец… Хельги вздохнул. Эх, Конхобар, Конхобар… Донесли уже, что видят тебя постоянно нечесаным, грязным, пьяным. Быстро поддался ты веселому пороку… Не слишком ли быстро?

Хельги-ярл надеялся на помощь Ирландца, острый, язвительный и циничный ум которого был так похож на разум Того. Конхобар, как и сам ярл, давно уже действовал без оглядки на закоснелые обычаи и дурацкие обряды, конечно соблюдая внешнюю сторону приличий, иначе б не поняли люди, не приняли бы и отвергли все то, что хотел для них сделать Хельги. А хотел он многого, и в первую очередь — оградить от страшной участи, уготованной жителям этой страны Черным друидом.

Кроме Ирландца, пожалуй, и не было около ярла людей, столь близких по духу. Умных, деятельных, понимающих все с первого слова. Никифор был слишком поглощен Богом. Снорри? Верен, честен и предан до последнего дыхания, до последней капли крови. Хитер в бою, но в обычной жизни решения предпочитал простые: вражда — так вражда до последнего, дружба — так дружба. И очень многие люди мыслили так. Правда, не все…

Эх, Ирландец…

Выйдя из людской, Хельги прошел галереей к лестнице — подняться в покои — как вдруг со двора донеслись громкие голоса. Ярл перегнулся через перила:

— Что там такое?

— Господин Конхобар, княже!

— Конхобар? Так что же он там стоит? Пусть входит!

Ирландец выглядел как в лучшие времена: щегольская туника с изящным поясом, бобровый полушубок, соболья шапка с бисером, тщательно подстриженная борода. Не похож на пьяницу. Впрочем, под глазами — мешки.

— Говорят, ты тут пил всю зиму, словно царьградский житель? — после взаимных приветствий спросил без обиняков Хельги.

— Лгут, — тут же соврал Ирландец. И, ухмыльнувшись, добавил:

— Так, как жители Константинополя, пить нельзя — никакая глотка не выдержит!

Князь тоже засмеялся, потом поинтересовался обстановкой в городе.

— Знаешь, ярл, вроде б и тихо все было… — Ирландец задумчиво потеребил бороду. — Ни убийств, ни драк, ни набегов… Не нравится мне это!

— Что, без убийств плохо?

— Да не про то я. — Конхобар махнул рукой. — Когда слишком тихо все — это настораживает.

— Верные людишки чего донесли? — поднял глаза ярл.

— Донесли, конечно, да так, ничего особенного… — Ирландец поерзал на лавке. — Ходил я тут в одну корчму…

— Слыхал, слыхал!

— Корчмарь — Ермил Кобыла — тот еще пес. Краденым по мелочи приторговывает, да и раньше с хазарами людокрадные дела имел. Отправил я было к нему верного человечка — так тот там и спился, змей. Пропал, сгинул. Пришлось самому…

— Тяжкая доля! — Ярл засмеялся. — Говорят, ты мне грамотея нашел?

— А, сказали уже? То не я нашел, Найден, тиун мой… Грамотей изрядный, Боричем Огнищанином кличут.

— Так пришли его завтра поутру грамоты заемные разобрать.

— Разобрали уже, — горделиво хохотнул Ирландец. — Не стали тебя дожидаться. Думаю, с завтрашнего дня пускай данью займется. Твои б вои ему сказали, где какой погост да сколько людишек в нем, он бы и записал все, да и дань высчитал, чтоб потом не гоношиться.

— Хорошая мысль! — одобрительно кивнул Хельги. — Признаться, я и сам про то думал… — Он вдруг нахмурился. — Так вот, насчет погостов дальних…

Он поведал Ирландцу все: об убийствах и разорении погостов, о непонятных колбегах, о весянском старейшине Келагасте и о многом другом, менее важном.

Ирландец слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда уточнял что-то. Потом взглянул на Хельги:

— Ты сам ведь что-то думаешь обо всем этом, ярл?