Александр Афанасьев - Наступление. Часть 2

Шалва Булатович не обманул — человеком он был в какой-то мере честным. Вместо общаги — малосемейка, для лимиты — все равно, что дворец. Продавец, потом старший продавец в ходовом месте — полтинник в смену получался по-любому, тем более что на ней в последнее время была целая секция и три продавца в подчинении. С самого начала Шалва Булатович дал понять, что серьезного не будет, жена у него была, были и дети — но по-своему он ее любил. После года сожительства — начал посвящать в кое-какие дела, а потом и вовсе сделал ее связной между ним и одним из его людей в ментовке, в ОБХСС. Знаете, как переводится? Один Будешь Хапать — Скоро Сядешь. Многозначительно, да? Шалва Булатович был человеком умным и всегда делился, когда надо было делиться. Вот и тут — поделился…

Тимашук, майор ОБХСС был не из простых. С ним надо было аккуратно, тем более что как мужчина… бывали у него иногда проблемы, не то, что у Шалвы Булатовича, который, несмотря на свой возраст, оставался молодцом. Тимашук постоянно чего-то боялся, осматривался по сторонам — и еще он был жадным. Патологически жадным, жадным настолько, что это было ей противно как женщине. Женщины не любят жадных мужчин, особенно — русские женщины.

Вздохнув, она проделала некие гигиенические процедуры [75] Как звучит молитва советской женщины на ночь? Господи, спаси и предохрани. Кстати, смешного тут мало. , после чего обернулась полотенцем, даже относительно чистым — и вышла в комнату…

Тимашук спал — при этом его рука лежала на «кирпиче» денег, обернутом в несколько слоев газеты Правда. Боже… даже сонный, он точно нащупал свои деньги, те деньги, которые ему передала она — подарок от Шалвы Булатовича. Так уж получилось, что в их взаимоотношениях, не этот… платит ей за то, что трахает, а получается — она платит ему. От осознания этого факта — Нина нервно рассмеялась и Тимашук открыл глаза.

— Чо… — он шмыгнул носом как маленький ребенок.

— Ничо… — она вдруг разозлилась на него, толстого, потного, подслеповатого без очков — еще раз хочешь?

— Давай…

— А вот хрен тебе…

Он снова шмыгнул носом.

— Почему?

— По кочану. Ты мне когда последний раз хоть что-то покупал? А?

Тимашук сидел в постели и тупо лупал глазами на свою агентессу, пытаясь понять, что на нее нашло и чего она хочет.

— А чо хочешь?

— Да хоть чо. На шару больше — не получишь ничего, хватит. Достал ты меня понял?!

Майор ОБХСС почесал в голове, потом обратил свой взор на кирпич денег. Она с каким-то мстительным злорадством наблюдала за выражением его лица, за написанной на нем растерянностью, жадностью, непониманием. Он никак не мог решиться дать ей денег и лихорадочно раздумывал — сколько же дать. Тяжелые мысли майора ОБХСС прервал стук в дверь — не звонок, а именно стук.

— Это чо…

Она начала одеваться.

— Ничо… Думай быстрее.

— Это твои что ли?

— Какие твои? Пойди, посмотри…

Он напялил на себя трусы — семейные, залатанные. Смех и грех — но он был женат на доче одного большого партбосса, жил на Миусской площади, в доме, принадлежащем Управделами ЦК КПСС. Доча, которую надо было выдавать срочно замуж по беременности неизвестно от кого — боролась за мир в каком-то там комитете «Советские женщины за мир», дома почти не бывала, когда прилетала из Парижа или Мюнхена — привозила себе тряпки, что-то продавала, а ему только один раз костюм привезла, и то, потому что попросил. Его она и в грош не ставила и всеми силами давала это понять. Правда, если бы вскрылось, к примеру, что он тут с агентессой… крика было бы… А деньги, которые тут были… думаете, это только Тимашуку? Ага… папе это, папе, за крышу. Точнее — тестю, но все его папой зовут, так проще. Без папы и он сам бы в ОБХСС не попал, а если бы попал — не удержался бы. Ну и ему… кусок малый достанется.

В дверь продолжали барабанить.

— Да пойди, посмотри!

В майке, в наспех одетых штанах, с удостоверением в руке — читайте, завидуйте, мол — он пошел к двери. Посмотрел в глазок… какая-то бабка. Щелкнул английским замком.

— Что надо?

Дверь, которую он попытался придержать — пребольно ударила его по лбу.

— Шоколада… — исчерпывающе ответил на его вопрос замнач, заходя в квартиру — здорово, Паша! Разлагаешься?

— Валерий Палыч? — с ужасом сказал Тимашук, потому что именно в этом отделении и под руководством именно этого офицера милиции он начинал.

— Он самый. Это Боря… он после тебя пришел, ты его не знаешь, а вот это… наверное, знаешь, кто. А?

Если при виде свого бывшего начальника Тимашук едва не потерял дар речи — то при виде третьего человека, вошедшего в квартиру… верней, не третьего, понятых он пропустил перед собой — майор ОБХСС и в самом деле грохнулся в обморок.

Пришел в себя он на той самой постели… верней на том самом диване. Грязном… заляпанном чем-то липким.

— Пришел в себя? Вот… молодец.

Боря, самый младший по званию, контролировал Нину, которая уже успела одеться. Терещенко щелкал фотоаппаратом ФЭД, пачка с деньгами, аккуратно развернутая, чтобы были видны деньги — лежала на табурете. Раскладывать не раскладывали [76] По правилам, при фиксации — надо разложить все и сфотографировать, а не пачкой разом. — если начать раскладывать, не то, что стола — всей комнаты не хватит.

Валерий Павлович, замнач — занимался им.

— Что, Паша… расскажешь, чего?

Замнач смотрел обманчиво ласково.

— Это все она! — выпалил майор.

— Что — она?

— Ее деньги!

— А ты что тут делаешь? Это она тебе за трах что ли платила?

— Да! — выпалил майор, не совсем соображая, что говорит.

Валерий Павлович издевательски похлопал в ладоши, повернулся к задержанной.

— Это вы его так цените?

— Да пошел он… — устало сказала Нина — мразь поганая. Закурить можно?

— Курите… — замнач был обманчиво благодушен — если есть, чего. Боря сигаретку проверит, и курите.

— А что проверять то? — вылез Боря.

— Что — что… Может там записка в сигарете и задержанная от улик избавляется.

— А… понял.

— Во-во. Ты ее как агента, поди, оформил? — по-прежнему обманчиво ласково спросил замнач своего бывшего подчиненного. Вопрос этот был намного более серьезным, чем он казался на первый взгляд, потому что когда попал — каждое лыко в строку идет. Пьянка и секс с агентом — это называется бытовое разложение, само по себе — основание для увольнения по недоверию, если даже уголовное дело развалится на части. Дела такие начальство любит и не преминет воспользоваться, потому что в ОБХСС, как в последнее время и во всей милиции — человек человеку волк, подсиживают друг друга кто как может. Это раньше прикрывали, теперь…

— Это конспиративная квартира!

Замнач покачал головой.