Лев Соколов - Последний брат

Зрители все поняли. Со стороны этериотов раздался разочарованный гул, со стороны школы радостные крики. Но Асмуд то ли не понял значения второго удара из-за взрыва боли в ноге, то ли его разум помутился, потому что он пошел на Трофима, припадая на левую ногу, с лицом, красным от гнева, и белыми от боли глазами. Левая рука со щитом у Асмуда подвисала и выше пояса не поднималась. Отскочивший Трофим встал в стойку.

Сверху раздался голос Лидула:

— Асмуд! Бой кончен. Не срами нас больше, чем уже осрамил.

Этериот остановился и поглядел на балкон, на своего сурового командира. Меч в его руке медленно опустился. Стал слышен оживленный говор: те, кто по какой-то причине пропустили финальный удар, жадно добирали словами у более удачливых и глазастых. Асмуд секунду постоял, и круто развернувшись, поковылял к своей скамейке. Трофим поклонился в сторону балкона и направился к своим. Юлхуш стащил у него с руки щит, Улеб принял меч, Тит и Фока похлопали по плечу и пробормотали «молодчага», а Амар приложил мокрую тряпку к голове. Его аккуратно усадили на скамью. Отбитая задница воспротестовала, но ноги уже не держали. С дальнего конца зала доносились возгласы возившихся с Асмудом. Улеб перевел Трофиму, что нога у Улеба осталась цела, и костей этериоту он вроде не сломал; ну и хорошо… Не любить кого-то сейчас не было сил. Ничто так не способствует миролюбию, как хорошая драка.

— Ну, что скажешь, аколуф [28] Аколуф (ус) (греч) — Сопровождающий, спутник. Название командира иноземной гвардии василевса в Восточном Риме. Интересно, что в латиноговорящем Западном Риме этим же словом именовали низших служек при церквях; — («аколитос»). В латыни было свое слово подобное по первоначальному смыслу, — упоминавшийся выше «комес». Однако «комес» уже исторически обозначал высокие светские должности, поэтому аколуфус импортировалось в церковную латынь для обозначения должности «подай-принеси». Лидул? — громко вопросил император на балконе.

— Пока ничего, — хмуро ответил командир этериотов. — Подожду результата всех трех.

— Что ж, разумно, — улыбнулся император. Феофилакта он ни о чем и спрашивал. Тот просто стоял, лучился довольством и тихо пыжился. — Тогда давайте вторых. И пусть возьмут секиры и щиты.

— Фока! — крикнул Феофилакт.

— Меша! — подумав, вызвал Лидул.

От этериотов под напутственные выкрики вышел варанг со скучным лицом и длинными волосами, перехваченными обручем. Воинской выправкой он не отличался, вместо великолепного разворота плеч, как у большинства своих содружинников, демонстрировал легкую сутуловатость. Худые, увитые венами руки при ходьбе болтались. Он поклонился императору, надел шлем и пошел к стеллажу. Там выбрал секиру, крякнув, провернул в руке и вышел в центр залы.

— Ох, Фока, не нравится мне он, — сказал Улеб. — Видал уже я таких худых, да жилистых…

— Сейчас посмотрим, что за птица. — Фока опустил на голову шлем.

— Мню, не зря главный этериот его выпустил после первого проигрыша. — Улеб покачал головой. — Ты потяжелее. Не соревнуйся в выносливости, дави сразу.

— Он человек, значит, не крепче секиры.

— Правильно. Просто сруби его.

Фока подхватил со стеллажа щит и затупленную тренировочную секиру. Несформированное лезвие, впрочем, делало секиру ненамного менее опасной её боевых сестер. Таким инструментом можно было легко проломить голову и перебить самые толстые кости… Фока поклонился на балкон и вышел в центр залы, где уже стоял поединщик по имени Меша.

Этериоты опять принялись стучать по щитам. Бойцы, внимательно приглядываясь, начали медленно сближаться. Трофим уже немного отошел от своего боя, сел на скамье ровнее и тоже стал следить за происходящим. Амар, который периодически прикладывал мокрую тряпицу ему к голове, теперь был духом весь «на арене», поэтому механически ткнул тряпку сначала ему в нос, а следом и в открытый для возмущения рот. Трофим отплевался, отнял у Амара тряпицу и сосредоточился на происходящем.

Сперва соперники обменялись для знакомства двумя дальними ударами. Оба не вкладывали в них особой силы, и оба приняли их на щиты. Потом этериот перехватил рукоять секиры ближе к клинку, сократив свой замах и силу удара, но увеличив подвижность оружия. Он попробовал подступить к Фоке, но тот встретил его сильным ударом. Этериот принял на щит, и отступил. Он снова попробовал приступить ближе, и Фока снова вложил от души. Этериот и этот удар принял на щит, но тут же, в момент, когда Фока «застрял», преодолевая инерцию, Меша, подцепил своей секирой секиру Фоки, как крючком, и с натужным «х-х-ха!» рывком, с поворотом направо, утянул Фоку мимо себя. Фока провалился, бесполезный сейчас щит остался слева, рука с секирой оказалась оттянута далеко вперед, оголив этериоту беззащитный правый бок. И этериот ударил — ему было с руки — левой. Гибко изогнувшись, он впечатал железной кромкой щита, но не в бок, по кольчуге, а ниже, по ноге, в район колена. Если бы этериот попал, как целился, выломал бы Фоке сустав, но движение сбило удар, и Фока остался при ноге. Однако выровнялся Фока с трудом, с трудом развернулся к противнику, и стало ясно, что приложил его этериот хорошо, и подвижность Фока утратил.

Этериот остановился на секунду, примерился с прищуром, — и вломил. А потом еще раз, еще, и еще. Страшной силы удары, ритмичные как барабан на дромоне. Щит Фоки мялся в окантовке и трещал в дереве, даром что секира была тупа. А главное, каждый удар заставлял Фоку, хромая, откатываться. Было видно, что нога его плохо держит, и каждый удар вызывал гримасу боли на его лице.

— Фока, держись! — крикнул Трофим. И тут же с удивлением подумал, что ему ведь тоже наверняка кричали подобное, пока его трамбовал соперник, но он этого не слышал начисто. Видимо разум отсекал лишнее, не имеющее касательства к бою… Но все же он снова крикнул:

— Держись, контубернал!

— Уклонись, Фока! — кричал рядом Юлхуш. — Дай ожить ноге!

Улеб наблюдал молча. А Тит, с напряжением всматриваясь, ворчал:

— Чертов дровосек… Должен же он когда-то устать молотить…

Этериот, однако, не уставал. Пот струился по его лицу, но дыхание было ровным и глубоким. Удары сыпались неослабно, словно у этериота под кожей были не человечьи мышцы, а торсионная пенька осадной машины, которую кто-то мгновенно скручивал и отпускал, чтобы вдарить по Фоке в очередной раз. Со стороны скамеек этериотов слышался победно-одобрительный ор.

Но вот Фока остановился и пошел в отчаянную контратаку! Рыча при каждом ударе, с искаженным от боли лицом, он двинулся на этериота, и этериот начал отступать.

— Фока, давай! Жми! Дави его! — На два голоса взвились Амар и Юлхуш.

Трофим обернулся и посмотрел на Тита, потом на Улеба. Тит скривил физиономию, Улеб отрицательно покачал головой. Значит, они видели то же что и Трофим: этериот не обескуражен отчаянной попыткой Фоки. Он планомерно отступал, вытягивая из противника последние силы. Юлхуш и Амар тоже вскоре это сообразили, потому что вместо «давай», послышалось «сбавь» и «побереги силы». Но и в этом совете не было благодати, не оставалось сомнений: на вторую попытку сил у Фоки уже не хватит.