Андрей Саргаев - Партизаны Е.И.В.

Не доходя до Пуховичей, остановились на привал. Не то, чтобы сами сильно устали, но ведь лошади не железные, и им, в отличие от людей, нужно давать роздых. Кузьма Петров, добровольно принявший на себя обязанности командирского денщика, развёл костёр на берегу не отмеченной на картах речушки, и отправился к воде с удочками. Рыба не самая лучшая замена мясу, но уже несколько дней приходилось рассчитывать лишь на подножный корм, перебиваясь ухой и жареными с картошкой белыми грибами, благо последние по осеннему времени находились в немеренных количествах. Удивительно было, кстати, обнаружить под Минском громадные поля с редким для России земляным яблоком. Сей заморский овощ с большим трудом приживался в центральных губерниях, а тут на тебе... Земледельцы-энтузиасты!

Но как же вкусно её кушать, когда прутиком выкатишь горячую из углей, разломишь хрустящую корочку, пачкая пальцы, посыплешь крупной серой солью... Или почищенную отварить в котелке, а потом заправить мелко порезанным салом, и растолочь. Жалко вот, что гранаты кончились, а то были весьма удобны для приготовления этого блюда. Говорят, будто сам государь-император Павел Петрович подобную кулинарию одобряет. Особенно с соловецкой селёдкой, солёными рыжиками, и под хлебную слезу тройной очистки. Самый что ни на есть русский продукт - ни с коньяком, ни с винами такого чудесного сочетания не даёт, исключительно с водкой. А здесь люди нутром это чуют, что ли?

- Дым от костра не привлечёт внимание незваных гостей? - забеспокоился Пшемоцкий. - Дрова сырые...

- Если только на запах еды сбегутся, - немного легкомысленно ответил Давыдов. - Или жалко будет делиться?

- Мне? - пан Сигизмунд изобразил ненатуральное удивление. - Для французов я не пожалею самого дорогого, что у меня осталось.

- Самогону?

- Пороха и пуль! - шляхтич погладил лежавшую на коленях кулибинку и заинтересованно спросил. - А разве у нас осталось чего-нибудь... ну, вы понимаете?

- Представления не имею, это нужно у Кузьмы спрашивать.

Пшемоцкий улыбнулся - за время пути бывший крестьянин, а ныне "вольнонаёмный народный мститель", как окрестил его Денис Васильевич, проявил удивительный талант в снабжении маленького отряда съестными припасами. Природная склонность тому причиной, или наследственный разбойных нюх, но в покинутых жителями деревнях и сёлах партизан всегда находил выпивку и закуску. Пусть не ахти какие разносолы, но сало в его заплечном мешке не переводилось, а позабытая спешащими хозяевами горилка отыскивалась даже будучи закопанной в землю. Полезное в походе свойство, что ни говорите.

- Не буду отвлекать нашего кормильца от рыбалки, - решил пан Сигизмунд, и поудобнее устроился у костра. - Думаю, что русский народ в неизбывной доброте своей не обойдёт чаркой сирого польского шляхтича. Хотя... какого там, к чертям, польского!

- В каком смысле? - удивился Денис Васильевич.

- В прямом, - Пшемоцкий нервно дёрнул щекой. - Мой батюшка умер за полтора года до моего рождения... да... И ходили упорные слухи, что появлению на свет божий наследника славного рода поспособствовал некий униатский священник, холера ему в бок.

- А вы не пытались найти его и поговорить?

- Пытался, - пан Сигизмунд горько вздохнул. - После того, как мы стали подданными российской короны, отец Андрей принял православие и получил приход где-то на Волыни, а предполагаемая родня даже на порог не пускает. Скверные люди, эти Достоевские.

- Кто, простите?

- Достоевские, - повторил Пшемоцкий. - Голодранцы, холера им в бок.

- Подождите-подождите... - капитан-лейтенант глубоко задумался. - Сёйчас вспомню... Нет, забыл! Хотя... Если не ошибаюсь, то это потомки бежавшего в Литву Василия Ртищева? Да, точно так и есть!

- Предательское семя.

- Нет, вы не правы, Сигизмунд Каземирович, Литва тогда была вполне русским и православным государством, так что не стоит говорить о предательстве.

- Да?

- Совершенно верно. И вы, как я понял, являете собой пусть и побочную, но всё же прямую ветвь старинного дворянского рода.

- Русского рода?

- Ну не китайского же?

Теперь уже пан Сигизмунд впал в задумчивость. На лице его явно читалась борьба, ведомая с самым серьёзным противником - с самим собой. После длительного молчания он наконец-то принял решение, о коем сообщил громко во весь голос:

- Ненавижу, поляков, пся крев! Представляете, Денис Васильевич, они почти тридцать лет прельщали мою православную душу ложными посулами, и лишь кровь истинного сына Отечества нашего... Кстати, а вы согласитесь стать моим крёстным отцом?

"Рассмотрев прошение Красной Гвардии старшего сержанта Сергея Андреевича Ртищева о восстановлении в дворянстве Российском, не находим к тому препятствий."

"Дело в отношении шляхтича Гродненской губернии Сигизмунда Каземировича Пшемоцкого прекратить, в связи с отсутствием оного в числе подданных Российской Империи."

- Ваше благородие, - вернувшийся с рыбалки Кузьма притащил десятка три крупных сорожек на кукане, но, несмотря на приличный улов, выглядел встревоженным. - Денис Васильевич, стрельба с северу слышна.

Новый Устав допускал в военное время называть офицеров по имени-отчеству, но партизан позволил себе такое в первый раз. Напугался неведомой опасности, или наоборот, становится полноценным солдатом? И какая ещё, к чёрту, стрельба?

- Не слышу.

- И я тоже, - подтвердил Пшемоцкий. - Уж не пьян ли ты?

- Без командиров пить грешно и неприлично, - оскорбился Кузьма. - Да вы сами послушайте.

- Будешь мне тут сказки рассказывать, - проворчал Давыдов, и жестом остановил собирающегося что-то сказать Пшемоцкого. - Подождите, Сигизмунд Каземирович...

Да, партизан оказался прав - откуда-то с севера доносилась частая ружейная стрельба. На самом пределе слышимости, потому не удивительно, что за разговором на неё попросту не обратили внимания. Бумкает где-то потихоньку... может это у лошадей животы пучит?

- Пропал обед. - Сигизмунд Каземирович, просивший больше никогда не называть его паном, посмотрел на рыбу, плюнул в костёр, и ударил кулаком о ладонь. - Надо спешить. Вдруг это кто-то из наших воюет?

- А мы сунемся, и все планы порушим, - усмехнулся капитан-лейтенант. - Стоит ли мешать проведению операции?

- А мы не помешаем, ваше благородие, - вмешался Кузьма. - Выручим - кулибинок-то совсем не слышно, только французы палят. У наших голос басовитый, а те как моськи лают.

- Точно говорю - на помощь спешить надо, - оживился бывший поляк. - А винтовок не слыхать, потому что патроны кончились.