Андрей Саргаев - Партизаны Е.И.В.

Из-за них, паразитов, шёлк подорожал безбожно. А китайцы три шкуры дерут, пользуясь моментом.

- Видишь, Миша, что с людьми творит излишняя учёность? - безуспешно пытающийся докричаться до профессора командир полка повернулся к спутнику. - Беда с ними.

Старший лейтенант Нечихаев тоже не ответил. Он буквально на днях вернулся в двумя эскадронами, казаками, и примкнувшим шляхетским ополчением из многомесячного похода по лесам, и пребывал в некоторой эйфории. Полк для Мишки давно стал семьёй, и родные лица друзей и знакомых настраивали на лирический лад.

- Миша, уж не спишь ли ты на ходу?

- Что, Иван Дмитриевич?

- Проснись, говорю.

- Я не сплю.

- Заметно, - командир полка покачал головой. - Свою задачу помнишь?

- Там и забывать-то нечего! Высаживаемся в тылу у противника и приступаем к привычным партизанским действиям. Не переживайте, Иван Дмитриевич, чай оно не в первый раз.

- Поэтому и беспокоюсь, - нахмурился полковник. - Обнаглели там до потери осторожности... Береги себя. Миша.

Нечихаев, отличавшийся редкой среди гусар рассудительностью, возмущённо засопел, но перечить не стал. Командир добра хочет и беспокоится исключительно в силу почти родственных чувств.

- Поберегу, - пообещал Мишка, и хлопнул так и не обернувшегося профессора по плечу. - Симеон Модестович, ну и где наши воздушные кони?

Лететь на воздушном шаре интересно только первые полчаса, а потом виды и пейзажи приедаются. Попутный ветер, которого дожидались двое суток, исправно несёт летательный аппарат в нужном направлении, мелькают далеко внизу заснеженные леса и покрытые льдом реки, кое-где видны сожжённые деревни с торчащими печными трубами... В общем, обычная картина среднерусской полосы, в меру красивая, в меру скучная. Всё как всегда.

Попадаются и французы. Вот на них полёт полусотни шаров производит впечатление. Иные пытаются стрелять, а когда осознают тщетность попыток, то бессильно грозят вослед. Смешно выглядят крохотные, размером с муравья фигурки, то и дело окутывающиеся пороховым дымом. Ружья с высоты не разглядеть, и кажется, будто неприятель попросту портит воздух, пытаясь взлететь подобно ракете.

В таких случаях от одного-двух аппаратов отделяется едва заметная точка. И устремляется к земле с нарастающим воем, чтобы там разлететься тысячами осколков. Плюнувшему в небо возвращается сторицей...

Нечихаев на происходящие время от времени бомбардировки внимания не обращал - сыплющиеся на головы французов подарки являлись личной инициативой воздухоплавателей, и никак не могли сказаться на уменьшении принадлежавших отряду боеприпасов. Хотят швыряться - пусть швыряются. У каждого своя привычка развлекаться.

Сам Мишка предпочитал более традиционный для солдата способ времяпровождения - привалился спиной к стенке корзины, укрылся поплотнее, и задремал. Нужен станет, разбудят.

И снился старшему лейтенанту Нечихаеву никогда не виденный им Париж, горящие дворцы, какой-то полуразрушенный артиллерийским огнём католический собор с украшениями в виде каменных обезьян, расстрельный взвод и стоящий с завязанными глазами у стены коротышка в белых штанах... Вот поднимаются винтовки... молодой офицер, в котором Мишка узнал себя, отдаёт команду... Залп!

- Ваше благородие! - пилот воздушного шара дотронулся Нечихаеву до плеча. - Ваше благородие, проснитесь!

- Что случилось?

- Прямо по курсу бой!

- Где? - старший лейтенант поднялся на ноги и вынул из кармана сложенную подзорную трубу. Не ахти какое увеличение, конечно, но в случае чего можно использовать в качестве неплохой дубинки. - Что у нас там?

Действительно, в показавшейся на горизонте деревеньке кипела нешуточная баталия с применением пушек. Шесть штук, почти полная батарея, дружно лупили по небольшой церквушке на окраине, а на той в ответ вразнобой вспухали белёсые облачка от ружейных выстрелов.

- Дать сигнал!

Жёлтые ракеты, обозначающие команду приготовиться к прыжку, ушли в разные стороны, а через минуту - ещё четыре. Мишка достал из-за борта жестяной короб с парашютом:

- Фёдорыч, подсоби.

Сержант помог застегнуть ремни и довольно усмехнулся:

- По полтине заработаем!

- В боевом рейде по два пятьдесят полагается, - Нечихаев тоже умел считать деньги, и причитающееся за прыжки вознаграждение откладывал на подарок младшей сестре. - Все готовы? Цепляй вытяжные фалы! И красные ракеты давай!

- А я говорю, что Господь явил чудо! - отец Сергий внушительно указал пальцем в небо. - Не может человек своей волей по воздуху ходить аки по земле, и если сие случилось, то никак не без помощи небес. Ангелы по доброте своей дали крылья православному воинству. Дабы те успели придти на помощь погубляемым безвинно душам.

Аполлон Фридрихович с батюшкой не спорил, не до того ему было. Пока кто-то из добровольных сестёр милосердия перевязывал пробитое плечо и посечённую осколками ядра ногу, отставной поручик с тревогой прислушивался к частой стрельбе армейских винтовок и редкому бумканью ружья на колокольне. Манефа Полуэктовна оказалась настолько везучей, что не получила ни единой царапины, и продолжала палить по позабывшим про осаду французам.

- Самое бы время вылазку сделать, - предложил Клюгенау.

- Без вас там обойдутся, - священник отвлёкся от проповеди и подмигнул служке. - Лекарство принеси! И закусить чего-нибудь сообрази!

Тот довольно улыбнулся, предвкушая малую толику целебного снадобья и на свою долю, но уйти никуда не успел. В дверь забарабанили прикладами, и громкий голос спросил на чистом русском языке:

- Есть кто живой?

- Откройте, отец Сергий, - Аполлон Фридрихович сделал слабую попытку подняться. - Это свои.

- Нужно ещё разобраться, что там за свои.

- А кто недавно говорил об ангелах небесных, давших крылья?

- Аз есмь человек, и могу ошибаться.

Стук в дверь прекратился, и Клюгенау забеспокоился. А ну как пришедшие на подмогу гусары (а кому ещё взбредёт в голову прыгать из поднебесья?) обидятся? А тут раненые... За себя Аполлон Фридрихович не переживал - это не первые дыры в шкуре старого солдата, и если не случится горячки или антонова огня, то можно посчитать их пустяковыми царапинами.

- Открывайте, отче!

На разбор завалов ушло не менее получаса. И откуда в бедной деревенской церкви столько всего? Два сундука, резной комод, куча берёзовых дров, старинный клавесин, портрет Петра Великого в бронзовой раме, мешки с зерном и картошкой... Особенно удивительно последнее - господин главный губернский агроном неоднократно рекомендовал сей продукт, уверяя, что именно картофель выручит в трудную минуту. Неужели он подразумевал войну?