Андрей Саргаев - Партизаны Е.И.В.

- Господин старший лейтенант! - отец Сергий перехватил Нечихаева около французских пушек, где тот руководил приведением их в полную негодность.

- Слушаю вас, - не слишком верующий Мишка, тем не менее, с искреннем уважением относился к священникам, и некоторое вольнодумство тому не мешало. - Требуется наша помощь?

- Да. Я хотел бы осмотреть пленных, и при необходимости... Ну вы понимаете? Из человеколюбия...

- Пленных? Увы, пленных у нас нет.

- Как это?

- А вот так.

- Расстреляли или повесили? Это не по-божески?

- Какое повешение, Господь с вами! Государственных преступников ждёт суд и каторга, чай в России живём, а не захолустье европейском. Поэтому не беспокойтесь, оба француза живы и здоровы.

- Оба?

- Ну да, двое их. Или вы отказываете нам в умении метко стрелять?

- Но я думал...

- Зря.

- Что зря?

- Для думанья у нас есть государь-император, а прочим же полагается проявлять разумную инициативу, своевременную смекалку, и прочие, способствующие укреплению государства материи. У нас в армии исключительно так!

По серьёзной физиономии Нечихаева никак не определить, шутит он, или нет, и лишь вид веселящихся гусар навёл отца Сергия на правильный ответ:

- Ржёте всё... А люди, может быть, страдают.

- Люди? - усмехнулся Мишка. - Знаете, меня всегда удивляла привычка некоторых... скажем так, человеческих особей творить добро. Нет, поймите, я не против добра как такового, но против его применения к чужим за счёт своих.

- Поясните свою мысль, господин старший лейтенант.

- Пояснить? Охотно. Причём на вашем же примере. Но сперва ответьте на вопрос - среди крестьян раненые есть?

- Есть.

- А среди моих гусар?

- Не знаю.

- Вот вы и пояснили... мне, во всяком случае. А себе?

- Не понимаю.

- А что тут сложного в понимании? Вам перед иностранцами стало стыдно, так?

- Но причём здесь это?

Мишка зло прищурился:

- А при всём! Прав был государь Павел Петрович - нужно выдавливать из себя раба. Какая, на хрен, забота о ближнем?

Деликатный кашель за спиной вынудил Мишку прервать фразу и обернуться. Поддерживаемый под руки двумя гусарами человек в почтенном, далеко за пятьдесят лет, возрасте смотрел на старшего лейтенанта уважительно и чуть смущённо. Только выглядел он несколько... старомодно, что ли. Кого в нынешние времена заставишь напялить на себя тесный мундир екатерининской эпохи, а на голову водрузить нелепый парик с буклями и косицей?

- С кем имею честь?

- Отставной поручик Ингерманландского полка Аполлон Фридрихович Клюгенау! - бодро отрапортовал незнакомец, после чего покачнулся, и упал бы, не будь подхвачен сопровождающими. Слишком рано те его отпустили.

- Лекаря сюда! - закричал Мишка, бросившись на помощь.

- Не стоит беспокоиться, господин старший лейтенант, - вяло отнекивался отставной поручик. - И он уже меня осмотрел.

Нечихаев возражений не слушал и повысил голос:

- Где этого коновала черти носят?

- Оказывает помощь тем, кому она нужнее! - Аполлон Фридрихович скривился от боли, но повторил. - Не нужно лекаря.

Внимательно наблюдавший за сценой отец Сергий вдруг ни слова не говоря повернулся кругом, и размашистым шагом пошёл к церкви. На половине пути будто что-то его подтолкнуло в спину - заторопился и перешёл на бег.

- Неужели дошло до человека? - хмыкнул Мишка, провожая взглядом священника.

- Вы не думайте, он хороший, - вступился за батюшку Клюгенау. - Просто ему в молодости не повезло, и пришлось прослушать три курса в Гейдельберге...

- Вот как?

- Да, и пагубное влияние европейской цивилизации... Но он на самом деле хороший! Тут сразу столько всего навалилось! Война, французы, стрельба из пушек... расстроился немного, но это с каждым может произойти. Кстати, господин старший лейтенант, вы сегодня обедали?

Пообедать Нечихаеву довелось только поздним вечером, почти ночью. Плох тот командир, что хватается за ложку вперёд подчинённых. Понятное дело, это не относится к снятию пробы, но как раз данное мероприятие сегодня сильно запоздало. Пока размещали на постой гусар, причём руководила сим ответственным делом Манефа Полуэктовна, оказавшаяся рачительной и внимательной хозяйкой вдобавок к выдающимся достижениям в стрельбе из ружья, и ночь наступила. Надобно сказать, что сама госпожа Клюгенау фактом человекоубийства не тяготилась, и на осторожные похвалы и поздравления с геройским поведением попросту отмахивалась:

- Так они первые войну объявили! У Аполлона Фридриховича и бумага есть!

Вышеозначенный документ Мишка видел, и настоятельно рекомендовал отставному поручику сохранить оный, дабы по окончанию войны передать в музей победы. В том, что и победа и музей обязательно будут, старший лейтенант нисколько не сомневался.

И вот, наконец-то, все дела закончены, люди накормлены и распределены по крестьянским избам, часовые выставлены, трофеи посчитаны, и наступили минуты долгожданного отдыха. Самого Нечихаева гостеприимные хозяева поселили в счастливо избежавшем пожара флигеле, во втором этаже, себе оставив первый.

- Я вижу, злодейское нападение не помешало вам, Любезная Манефа Полуэктовна, проявить чудеса кулинарного искусства! - спустившийся к позднему обеду старший лейтенант облизнулся. - Однако!

- Ну что вы, право слово, - засмущалась госпожа Клюгенау. - Просто крытый соломой свинарник загорелся от искр... ну я и подумала...

- Похвальная экономия, - одобрил Мишка и сел за стол. - Командуйте, господин поручик!

Аполлон Фридрихович улыбнулся:

- Ну, раз уж руководство застольной баталией поручено мне, то предлагаю начать с анисовой. Или предпочитаете настоянную на смородиновых почках?

- Сразу выводите тяжёлую артиллерию?

- Предлагаете начать с лёгкой... хм... кавалерии? - Клюгенау потянулся к графину с вином. - Нам, старикам, простительно не знать новшеств современной военной мысли.

- Что вы, ни тактика и ни стратегия нисколько не изменились, во всяком случае именно в таких сватках. Увы, но я в них неважный боец.

- Печально, - вздохнул помещик. - В этом случае не устроить ли нам фейерверк?

- В каком смысле?

- В смысле цимлянского! Греет душу, веселит ум, придаёт ясность мысли! Не зря же Светлейший князь Кутузов из всех вин предпочитает его. Манечка, солнце моё, вели подать нам полдюжины.

- Так усадьба же сгорела, откуда взяться цимлянскому? - удивился Нечихаев.

- Ну и что? Её всё равно летом собирались перестраивать, а винный погреб поджечь... Поверьте, я не настолько выжил из ума!

Когда кухарка принесла корзину с запылёнными бутылками, Аполлон Фридрихович указал на одну из них:

- Вот с этой начнём.

- И чем она отличается от других? По мне, так все одинаковы.

- А вы прислушайтесь. Слышите, как она поёт?