Александр Сапаров - Назад в юность

Утром она разбудила меня в шесть часов, чтобы я успел до восьми часов сделать влажную уборку, и была не очень разговорчива, про то, что между нами было ночью, не было сказано ни слова.

Когда я в девять часов утра пришел домой, мама во время завтрака подозрительно долго меня разглядывала и, наконец, спросила:

— Ты ведь сегодня вдвоем с Таней Федоровой работал?

— Да, мама.

— Ну и как работалось?

— Да как обычно, срочных больных не было. Я шил салфетки два часа, а потом пошел спать.

— И больше ничего?

— Мама, а что ты так интересуешься, я не понимаю.

Мама вдруг смутилась:

— Да нет, ничего я просто так спрашиваю.

Все понятно, я наверно не первый, соблазненный, что уж там случилось, у Тани в жизни я не знаю, но ее взгляд в бельевой и полные слез глаза я не забыл.

Я сидел у окна рейсового автобуса и вглядывался в дождливое серое утро, он уже подъезжал к пригородам Энска. В памяти вставали картины прошедшего бурного лета. Июнь и июль слились в один поток зубрежки.

Я учил школьные предметы так, никогда не учил ни в этой жизни, ни в прошлой. Конечно, я знал много, гораздо больше, чем мои одноклассники, да и наши учителя.

Но школьные то знания у меня давно остались на «задних полках» моей памяти, и поэтому приходилось тщательно изучать все снова. С моей практикой все это давалось гораздо легче, но не избавляло от необходимости читать учебники.

И вот наступил знаменательный день экзаменов. Исаак Наумович все-таки выбил мне разрешение на сдачу экзаменов экстерном. Не знаю, чего это ему стоило, но он свое обещание выполнил.

Для моих одноклассников, то, что я буду сдавать экзамен экстерном за десятый класс, было настоящим шоком. Наши парни, показывая на меня, частенько крутили пальцем у виска, дескать, совсем с катушек Андреев съехал. А Аня устроила мне настоящую истерику, назвала меня предателем и, что, я ее только дразнил эти два месяца, а теперь оставляю одну.

Но тем не менее время шло. В июне я попросил в больнице оставить мне два-три дежурства, из-за напряженного графика сдачи экзаменов. Ночью во время последнего дежурства, ко мне снова пришла Таня, она всю ночь не давала мне уснуть, и шептала:

— Ну, пожалуйста, люби меня мой мальчик, — и плакала.

А утром я, случайно услышал разговор двух наших санитарок, Прасковья Игнатьевна тихо говорила своей сменщице:

— Танька то Федорова совсем с ума сошла, второй раз дежурствами меняется, я ведь в первый раз в толк не взяла, а сейчас поняла, она из-за Дашкиного сынка меняется. Это же надо, с дитем связалась.

Ее собеседница также тихо отвечала ей:

— Ты что же Паша, совсем ничего не знаешь? У Таньки же в прошлом году жених погиб, он ее каждый день с цветами встречал, уже и свадьбу ждали. Я когда этого Сережку то увидела, чуть не ахнула. Ведь они почти как братья близнецы, только этот помоложе.

— Ой, бедная, и как же она теперь будет, — дрогнувшим голосом сказала Прасковья Игнатьевна и заплакала.

Увы, по-видимому, когда снова приходишь в этот мир, поневоле делаешь и новые ошибки. Мне тоже до слез было жалко эту умную красивую девушку, и я надеялся, что она сможет, как и большинство из нас пережить свою потерю, и начать все сначала.

Когда я пришел домой, мама почему-то еще не ушла на работу. Ее глаза были красными, как будто она только что вытирала слезы.

— Сергей, — сказала она, — Нам нужно серьезно поговорить.

— Хорошо мама давай поговорим.

— Сергей, какие отношения у тебя с Таней?

— С какой Таней?

— Не строй из себя дурака, ты прекрасно знаешь с какой.

— Мама, у меня с ней нормальные отношения.

— Сережа с сегодняшнего дня ты в больнице не работаешь. Не дури девушке голову, она только начала приходить в себя, мы ее полгода таблетками отпаивали. А тут ты. Я то дура и не сообразила, что ты на этого Игоря как две капли воды похож, даже голосом.

И она заплакала снова.

— Мамочка ну не плачь, пожалуйста, ты ведь знаешь, что у меня последнее дежурство. Потом экзамены, а потом я уеду в Ленинград.

— Ну, смотри у меня, чтобы в больницу ни ногой, понял.

— Хорошо мама, я все понял, в больницу ни ногой.

Две недели экзаменов слились в один длинный день, я даже мог остановиться и подумать о чем то постороннем, пару раз мне вообще пришлось сдавать по два экзамена в день. Несмотря на свою явную благожелательность, учителя, однако спрашивали меня намного серьезнее, чем десятиклассников, те только изумленно поднимали брови, когда слышали их дополнительные вопросы к билету, на который я отвечал.

И тем не менее все экзамены я сдал и практически все на пятерки. Теперь у меня впереди маячила моя альма-матер в первой жизни Военно-Медицинская академия.

В июле я поехал в Ленинград, мама, отправляя меня, сто раз повторила, где и как себя вести, на что я обещал тщательно следовать ее наставлениям и советам. Когда я с небольшим фибровым чемоданчиком выходил из квартиры, моя бабушка заплакала и несколько раз перекрестила меня.

Когда я зашел в вагон, я почувствовал себя, как во втором доме, за свою жизнь я столько поездил по Союзу, что воспринимал вагон, как что-то родное.

Со мной в купе ехали две пожилые женщины, которых моя мама тут же попросила присмотреть за мной до приезда в Ленинград, где эстафету примет моя тетка. Старушки свое обещание выполнили на сто процентов, и у меня не было никакого шанса выйти куда-нибудь без вопроса:

— Сережа ты куда?

Слава богу, эта поездка длилась всего лишь ночь, если бы это было дольше, то возможного даже моего терпения могло не хватить на этих добровольных охранительниц.

Солнечным июльским утром на перроне Московского вокзала меня встречала моя тетка, сестра отца — Нина. Она почти вытащила меня из дверей вагона и начала тормошить:

— Сережа, да я тебя еле узнала, ты, как вырос, уже выше меня на голову, а я помню, что еще недавно играл лошадками.

Она вежливо поздоровалась с моими попутчицами, поблагодарила их за присмотр и мы на трамвае поехали домой. Мы ехали под звон трамвая, я стоял и держался рукой за ручку прикрепленную ремнем к потолку и вспоминал, как я раньше любил качаться на таких качелях при прежних поездках с родителями. Тетка жила на четвертой линии Васильевского острова в обычной коммунальной квартире, тогда еще тихом и спокойном районе Ленинграда.

Когда мы зашли в квартиру и начали снимать обувь, в длинном темном коридоре, одна из дверей распахнулась и оттуда вышла простоволосая девушка в одной комбинашке, через которую просвечивали крупные ареолы сосков и темный треугольник лобка.

— О, какой мальчик симпатичный к нам приехал, тебя как зовут?

— Лизка! — закричала моя тетка, — курва, сгинь с моих глаз, сколько раз я тебе говорила не выходи нагишом, вывалила все титьки наружу, бесстыжая, уйди не смущай парня. Девушка, подмигнув мне, ушла к себе в комнату, а тетка, продолжая ворчать, повела меня на кухню перекусить после дороги.