StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования

В гости к бабушке, конечно, мы просто повадились. Чем привели бабушку в состояние лёгкого восторга, выразившегося как-то в речении «Слава тебе, Господи!» Обычно мы прибывали в полном комплекте, но иногда я или Вовочка забегали самостоятельно. Для меня это был повод к короткому, но оживлённому нашему с бабушкой общению. Именно в такие минуты нашего уединения бабушка и поведала мне, что «дождалась». По её словам она всегда знала, что плохого с Вовочкой ничего не случится, потому что «голова светлая, только ноги её незнамо где, ту голову, и носили уже!» А теперь вот разительные перемены и долгожданный результат. С этим я попыталась поспорить, конечно, на мой взгляд Вовочка остался полностью таким же как был. Но бабушка посмотрела на меня строго поверх очков, подмигнула и сказала: «Возражения с палубы не принимаются!» Я поняла, что бабушка была не только полярной лётчицей, о чём знал только Вовочка и, вероятно, не знала даже она сама, но ещё и заправским боцманом, когда взбунтовавшаяся заново команда сместила её с поста капитана пиратского фрегата… Возражения отпали. В эти же наши маленькие симпатичные посиделки за чашкой чая на скорую руку, бабушка и пробовала выведывать некоторые ювелирные тонкости наших с Вовочкой отношений. Сняв очки вовсе и хитро оглядевшись по сторонам, она приближала губы и на ушко спрашивала что-нибудь вроде: «Ну а как он?..» Причём суть вопроса во мне расшифровывало видимо глубинное подсознание всех женских поколений предшествовавших мне, потому что я сразу понимала, о чём речь и первый раз при подобном вопросе покраснела до кончиков ушей. Вопрос варьировался («А у него как?..», «Как сегодня?..», «Сегодня – ага?..» и т.п.), оставаясь неизменным по сути, приводившей к нашему последующему полуделовому экзальтированному обсуждению событий и новостей нашей интимной жизни. Я рассказывала бабушке в подробностях особо пикантные моменты и она хихикала с глупостью девочки, пока я не принесла ей составленный мною на одном из уроков (у моих ненаглядных сочинение, а мне сорок пять минут хоть волком вой на последнем уроке!..) тщательный фоторобот Вовочкиного достояния в масштабе один к одному. Над этим произведением искусства лицо бабушки до предела посерьёзнело, внимательно изучая, она перевела несколько раз взгляд с портрета на меня и обратно. «Аналог!», произнесла бабушка с чувством. «Как… кой аналог?», я признаться не ожидала от бабушки ни столь строгого отношения, ни каких-то «аналогов». Бабушка задумчиво закусила дужку очков и посмотрела в волшебную даль… «Он всегда… с самого детства… с пелёнок ещё, я всегда им всем говорила… С самого детства Вовочка был точной копией своего дедушки!..» Я смеялась как когда-то в детском садике, когда впервые узнала, что девочкам этому занятию надо либо предаваться в меру, либо срочно бежать менять трусишки… Сейчас я тоже на всякий случай потрогала себя за всё – бог миловал, в этот раз обошлось… В общем же наши отношения с бабушкой пока хранили целомудренные черты лёгкой платонической влюблённости и очарования друг другом, а наши поцелуи при встрече и расставании были абсолютно безмятежными, хоть и воздушно-приятными.

Особый шарм, конечно, заключался в наших с Вовочкой играх у бабушки, особенно после случая с очками, когда мы стали свободно чувствовать себя в бабушкином присутствии и после того первого бабушкиного непринуждённого визита в нашу игру, когда я обнаружила за спиной у Вовочки бабушкину ладошку. Конечно, бывало неудобно порой и даже до жуткого стыдно, когда по утрам бабушка вынуждена была накрывать на наш большой стол завтрак, а мы ничем не могли ей помочь, так как были застигнуты внеочередной, второй по счёту, утренней страстью (дома мы с Вовочкой как-то вполне обходились одним утренним комплексом упражнений!). Я стояла обычно в такие моменты перегнувшись над кроватью в каком-нибудь метре от стола, а Вовочка вколачивал мне своего утреннего крепыша, стараясь вызвать во мне ответные чувства длительностью процесса и заставить хоть слабо вскрикнуть, что видимо справедливо расценивал свидетельством полной победы… А бабушка ставила тарелки на стол и только посмеивалась над нами. Любой взгляд в её сторону вызывал у меня внеочередные спазмы совести: сервировка всё близилась к концу, а наше участие и посильная помощь всё более сводились на нет. Иногда я сообщала о возникавших прямо по ходу процесса чувствах взывающей во мне совести Вовочке, но реагировала на них, как правило, уже бабушка. Отложив полотенце или повесив его на спинку стула, она подходила к Вовочке и приобнимала его одной рукой за играющий надо мной живот. Другой рукой она брала его за яйца и осторожно, но сильно оттягивала вниз его мягкий мешочек. Стонал и вскрикивал в таком случае Вовочка почти сразу же, запуская ко мне внутрь струю утреннего своего парного молока… Это бабушка с прежней улыбкой над нами, с трудом разгибающимися и потягивающимися, называла «взвести петуха»…

С бабушкой вместе мы купались, кажется, с первого же случая, когда я напросилась подобно лисичке со скалочкой («Бабушка, я с тобой! Можно?» «Ну можно, конечно!..», бабушка только плечами пожала), а потом уже настояла на необходимости, под предлогом явного удобства, купания друг друга. Этот процесс и принёс нам первые весточки неземного очарования женской любви. Ничего смешного мы ещё совсем не делали и даже не помышляли толком ни о чём, но это было одинаково волнительно и приятно: омывать тёплое бабушкино тело струями горячей воды и потом чувствовать на себе её ласковые прикосновения, смывающие хлопья пены и забирающиеся в самые укромные уголки («Леночка, может “там” сами…» «Бабушка!» «Всё-всё, солнышко!..»). В укромных уголках нас и ждали первые признаки волнения. Я чувствовала каждый раз всю нежную мягкость и осторожную заботливость бабушкиной ладошки у себя между ножек и вынуждена была признать: даже я не могла бы столь умело обращаться со своей киской, как бабушка обращалась с моей. И моё ответное желание сделать также хорошо, умело и вдобавок приятно (я вспоминала Вовочкин ротик у себя на нежных губках) приводило каждый раз ко всё более и более интересным результатам… Нет, мы не говорили об этом, словно боясь признаться друг другу в чувствах, возникавших у нас под животиками, но с каждым разом, моя умывшая уже бабушкины губки ладошка задерживалась у неё между ножек всё дольше и вибрировала из стороны в сторону в струях тёплой воды, стекавшей вниз по лобку, всё более ловко и трепетно… Бабушка начинала постанывать и выходила из ванны раскрасневшаяся не только от жара водяных струй… Я же откровенно радовалась бабушкиной ладошке между ног и один раз даже дошла до лёгкого оргазма и два раза над ванной уписялась… И этот мой оргазм чуть не напугал бедную бабушку («Обморок?!»), когда я чуть присев над бабушкиной ладошкой, закрыла глаза и вскрикнула…