Андрей Валентинов - Спартак

Сами римляне точно знали, когда это случилось. 146 год до Р.Х. — год гибели Карфагена. Напрасно наиболее мудрые и дальновидные в Сенате кричали, что этот город трогать нельзя, что вместе с ним исчезнет последняя преграда римскому своеволию. И вправду! Если не будет вековечного врага — чего бояться, зачем у Них помощи просить?

…Когда Карфаген горел, римский командующий Сципион Эмилиан плакал. Не по вражеской столице — по родному Риму. Неглуп был Сципион, чувствовал.

Не зря плакал! Там, на карфагенских руинах, все римское счастье и кончилось. Начались позорные годы, те, о которых говорить уже приходилось: Югурта, кимры с тевтонами, Аристоник, сицилийские бунты, Спартак — и так до самой великой резни после смерти Цезаря.

Римляне ПОНИМАЛИ, что случилось. Понимали, пытались что-то исправить, да только как исправить? Разгневались боги на неразумных!

…Атеперь вспомним, когда гладиатура в Риме стала делом государственным. Вспомнили? 105 год до Р.Х., самый разгар кризиса. Вот и решили мудрецы римские богов обильной кровью ублажить, державу от гибели охраняя. "Очистительные жертвы" — не забыли? С каждым годом игры все обильнее, все больше трупов, все больше жертв. Да только и это не помогало.

Дорогой читатель! Вы наверняка в римских богов напрочь не верите. Не верьте и дальше, но только учтите — сами римляне понимали происходящее именно так. Боги отступились от Вечного города, и не только отступились, но и КАРАЛИ тех, кто заповеди не соблюдал. И чем дальше, тем страшнее. Конечно, римляне продолжали молиться, жертвы приносить, праздники справлять. Но все без толку, без толку…

Теперь бы выводы сделать, резюме, так сказать. Но не стану, другому это дело доверю — Квинту Горацию Флакку, величайшему поэту римскому. Книга третья, ода шестая…

К РИМЛЯНАМ

Спартак шел на юг.

Именно эти теплые сентябрьские дни 72 года до Р.Х. оказались самыми страшными для Рима. Еще бы! Впереди гладиаторского войска, опережая его на много Переходов, летела голосистая богиня Эхо. Летела, спешила, вопила во все горло: "На Рим! Они идут на Рим! Спартак идет!" Этот крик разбудил другую богиню — Панику, неистовую дочку лесного владыки Пана. И замерзала кровь в жилах, и становились кости водой, и поднимались воды до самой души…

СПАРТАК ИДЕТ!

Этот давний ужас все еще чувствуется в коротких строчках римских историков.

Аппиан:

"Спартак… со 120 000 пехоты поспешно двинулся на Рим. Он приказал сжечь весь лишний багаж, убить всех пленных и перерезать вьючный скот, чтобы идти налегке".

Флор:

"Окрыленный этими победами, он — чего уже одного достаточно для нашего позора — составил план нападения на Рим".

Орозий:

"…Государство испытывало почти не меньший страх, чем когда Ганнибал стоял угрожающе у ворот Рима… Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду бояться".

Конечно, римляне знали, что штурм столицы едва ли возможен, что стены крепки и ворота заперты, но страх был сильнее, страх катился всесокрушающей лавиной, как тогда, во времена давней Ганнибаловой войны. "Спартак у ворот!" Что могло быть страшнее?

В эти дни, показавшиеся римлянам преддверием Армагеддона, оставалась лишь одна надежда. Звали эту надежду Марк Лициний Красс. Последняя римская армия выступила в поход.

…Наверное, именно тогда, теплой осенью 72 года до Р.Х., Красс впервые в жизни вздохнул полной грудью. Теперь он, Марк Лициний, — Спаситель Отечества. Он — и никто другой. Не Помпей — Красс! Наступал звездный час, час великой славы, до которой оставался всего лишь один шаг. И сделать этот шаг было так просто — всего лишь разбить Спартака…

Не будем мешать Марку Лицинию. Пусть ведет войско, пусть внимает прощальным напутствиям отцов-сенаторов, пусть ободряюще улыбается плачущим матронам. Его час еще впереди, а мы пока поглядим, как идут дела у нашего великолепного парня.

Марш Спартака на Рим — еще одна загадка в числе многих. На первый взгляд все ясно: решив не уходить из Италии, вождь восставших готовился нанести удар в самое сердце Римской республики. Двигаться следовало быстро, отсюда и сожженный обоз, и убитые пленные. Гладиаторское войско всесокрушающей лавиной покатилось на юг…

…И вновь хочется повторить: у страха глаза велики. Сто двадцать тысяч только пехоты! Уверен, на самом деле спартаковцев было куда меньше, но перепуганные римляне подсчитали именно так.

Итак, Спартак идет на Рим, однако до Рима почему-то не доходит, сворачивает. Что за притча?

Вновь вспомним Аппиана:

"Спартак переменил решение идти на Рим. Он считал себя еще не равносильным римлянам, так как войско его далеко не все было в боевой готовности и не в достаточной мере вооружено; ни один италийский город не примкнул к ним: его войско состояло из рабов-перебежчиков и всяких попутчиков".

На первый взгляд вполне понятно. Несколько дней похода показали, что новобранцы из Цизальпинской Галлии небоеспособны, их еще следовало учить и учить, а не посылать на штурм римских стен. Поэтому вождь решил не искушать судьбу — и прошел мимо Вечного города. Так вполне могло случиться, но неужели Спартак не понял этого еще в Галлии? Джованьоли Вещий, если помните, решил эту проблему просто. Не смог устоять вождь перед энтузиазмом распаленных победами бойцов, двинулся на Рим, но по пути одумался, и все остальные одумались.

Не будем торопиться. Послушаем еще наших древних.