Николай Берг - Лёха

И Лёха зажмурился. Но и с закрытыми глазами слушал веселый галдеж немцев на полянке, а когда почувствовал болезненный толчок в бок и глаза открыл — немцы никуда не исчезли. Тот, с блестящим автоматиком как раз и пихнул в бок Лёхи стволом. Лёха и сам не заметил, когда успел задрать обе руки, а немец определенно был недоволен тем, что кобура у Лёхи оказалась пустой. Ребятами эти немцы оказались ушлыми, пока Лёха хлопал глазами, один из них уже быстро обыскал его карманы, другие тем временем сдернули с бойцов винтовки, теперь обхлопывали их карманы ладонями, потрошили вещмешки. Без всякой брезгливости вывернули из простреленного ранца Петрова ворох бумажек, которые их явно заинтересовали. Стали шарить в прострелянном ранце, один из них брезгливо принялся вытирать окровавленную руку платком. Потом сдернул лямки с плеч убитого, отчего мертвый Петров внятно и громко словно бы вдохнул. Из вытряхнутого ранца на травку вывалился нехитрый скарб красноармейца. Немец пошурудил носком сапога в окровавленных тряпках — портянках, измазал и сапог, а из всего шмотья подобрал бритву, остро сверкнувшую под солнечным лучом. Лёха отстраненно отметил, что немцы прибрали харчи у Семёнова, предварительно развернув тряпицу и понюхав сало. Оживленно обсудили половинку парашюта и тоже прибрали. Ремни поясные со всем добром с бойцов поснимали и бросили тут же. Азиату походя разбили нос, когда увидели, что он тащил в рюкзаке початый цинк с патронами. Груда уже поблекших за ночь, потерявших вчерашний задорный золотой блеск, потускневших патрончиков так и осталась валяться в траве, словно бесполезный клад. Лёхины патроны тоже из кармана перекочевали в траву. Себе патроны и винтовки немцы брать не стали. Навешано на них и так было много всякой всячины и тупо смотревший на немцев попаданец ломал себе голову — что это за разные сумки и футляры. Вроде как им положены были еще такие здоровые цилиндры из гофрированного металла, но у этих такого не было.

Тем временем замаравшийся солдат опять полез любопытствовать — на этот раз поочередно открывая канистры и нюхая горловины.

- Benzin! — определил он.

- Genau! — отозвался тот, что стоял рядом с Семёновым. Остальные весело загомонили, словно бы догадавшись о чем‑то, словно какую‑то загадку разгадали. Немец с нормальным автоматом, этим, как его - «Шмайссером» тем временем умело повынимал из всех винтовок, снятых с бойцов затворы, передал их худому рослому парню в пилотке с орлом и с винтовкой, тот кивнул и спрятал их в какую‑то торбу на боку. Остальные посовали взятое у пленных в свои ранцы. Опять побакланили на своем языке, но тут Лёха вовсе ничего из трескучих фраз, выдаваемых с пулеметной скоростью, не понял.

Парень в пилотке не торопясь, но споро, выдернул из ножен плоский штык и прищелкнул его к винтовке, отчего та сразу приобрела какой‑то жуткий и кровожадный вид. Немец же обращался с ней привычно, и было очевидно, что он штыком пользоваться умеет.

- Nimm! — кратко приказал он, пнув для наглядности стоящую рядом с ним канистру. Канистра гулко булькнула.

- Schnell! — нетерпеливо скомандовал парень.

Первым сообразил Жанаев, схватив стоявшие рядом с ним канистры. Немец кивнул поощрительно. Семёнов тоже ухватился за те канистры, что волок. Глядя на них и Лёха поднял свою. Тут же в зад ему прилетело что‑то очень больное, такого ощущать раньше не приходилось, аж слезы брызнули. Камуфлированные весело заржали, добротным таким лошадиным ржачем. Оглянувшись, Лёха догадался, что ему отвесил пендаля веснушчатый приземистый автоматчик. В исполнении подкованным сапогом получилось очень больно.

- Dieser Schelm aus Schlaraffia! — смеясь, выдал тот, у которого был игрушечный автоматик. Остальные опять захохотали.

— Хотят, чтобы мы все канитсры уволокли — догадался вслух Семёнов.

— Так если я еще одну возьму, все равно одна останется — жалобно возразил Лёха.

Тем временем веснушчатый поднял винтовки без затворов и свистнул, как собаке свистят. Взгляд у него был намекающий достаточно прозрачно.

— И винтовки хотят, чтобы мы тащили — опять же смекнул Семёнов. Хорошо, что догадался, потому как ждать немцы совсем не собирались, и, скорее всего, пленные получили бы еще пинков и затрещин, а так винтовки повесили на спину Лёхе, Семёнов содрал со своего поясного ремня подсумки, и захлестнул ремешком две канистры, не без труда подняв их себе на плечо, Жанаев так же сделал, использовав свой рюкзак, а Лёха получил на плечо свой ремень с теми же двумя канистрами.

— Кобуру подсунь под ремень, иначе спину надерешь — успел подсказать боец. Себе он подсунул под ремень подхваченные с земли чуни, на которые немцы не обратили особого внимания. И пленных погнали по дороге совсем не туда, куда они шли.

От тяжести у Лёхи глаза на лоб полезли, пот полил струями, да еще и конвоиры — а их было двое — долговязый со штыком и веснушчатый с «обычным» автоматом задали достаточно быстрый темп. Но он понимал, что ребятам, которые по очереди волокли седьмую канистру еще и тяжелее, чем ему. Дороги он не видел от натуги, солнце светило вовсю, и жарило по–летнему. Казалось, что вот сейчас он просто сдохнет, но ноги, хоть и подгибались, но несли его исправно, особенно когда Лёха убедился, что для пущего веселья конвоир колет штыком в задницу того, кто отстает. Оказалось, что пендаль все‑таки был не так болезненен, как постоянно повторяющиеся уколы.

— Сейчас упаду и сдохну — обреченно думал Лёха, дергаясь вперед от очередного укола. Но не дох. Потом то ли немцу надоела развлекуха, то ли он на что‑то отвлекся и они с веснушчатым довольно мирно болтали, но ожидая очередного тычка в зад пленные старались поспешать.

Сколько пришлось так идти — Лёха бы не сказал, но видимо все‑таки не очень долго. Совершенно внезапно конвоир рыкнул безапелляционным приказным тоном:

- Halt!

Это было понятно всем трем, тем более что когда Лёха немного пришел в себя, сгрузив со спины канистры и немного отдышавшись, он увидел, что на обочинке дороги стоит два небольших серых грузовичка и большая легковушка, что ли. Или джип? Тоже к слову серый и с брезентовой крышей. Грузовички были под тентами и сильно напоминали и полуторку и оставшиеся в прошлой жизни «Газели», только на их радиаторах были два угла, остриями вверх — как у машин Ситроена, только большие. А вот на высоко стоящем вроде как джипе красовался знакомейший знак «Мерседеса». Ну, совершенно такой, как привычно. Лёха сам удивился тому, на какую ерунду уходит его внимание. Просто ему было не то, что страшно, ему было жутко и, наверное, такими пустяками он старался как‑то отвлечься. Клинковый штык был совсем рядом, и он Лёху пугал почти до обморока. Вот как застрелили Петрова — не напугало совершенно, а представить, что начнут резать или колоть таким вот штыком и теплое тело почувствует кроме боли еще и холод мертвого металла там, где этому металлу быть не должно… Что‑то в этом было настолько неправильное, дикое, что Лёху ознобом прошибло. Немцы тем временем переговорили с теми своими сослуживцами, что были при машинах, один из них понюхал бензин из канистр, кивнул и в крайнюю машину по знаку конвоира пленные закинули канистры и винтовки. Встали, ожидая дальнейших приказов и чувствуя себя очень нехорошо. Но к облегчению всех трех конвоир кивнул на машину и сказал так же кратко: