Николай Берг - Лёха

— Втрой! — отвлекло его внимание от умирающего требовательное шипение неугомонного бурята. Лёха огляделся, словно только что проснулся. Второй немец действительно упрямо пытался встать. Глянув на рубинового цвета сталь в руке, с которой капали круглые красные капельки, обертываясь пылью при падении на дорогу, потомок сообразил, что тут нож не годится. По комплекции немец этот, оглушенный, но упрямый, был как раз под Середу и если артиллериста не искалечил совершенно, чертов спортсмен с повязкой на рукаве, то второй мундир дырявить и пачкать никак не с руки. Встретился взглядом с немцем, чуть было приужахнулся светившейся в голубых немецких глазах ненависти, тут же заметил, что плешивый пытается вытянуть из ножен на боку почти такой же орочий кинжал и, не рассусоливая, врезал «пыром» по человеческой голове, как по футбольному мячу. Плешивый мягко повалился лицом в пыль.

— Дабей! — приказал отлепившийся от боксерской ноги Жанаев и Лёха послушно пнул еще пару раз немецкую голову от всей души.

Качаясь из стороны в сторону, словно пьяный матрос на палубе корабля в шторм, Жанаев упрямо поднял велосипед и, скорее опираясь на него, пошел прочь с дороги. Сообразив, что весь этот беспорядок надо поскорее с дороги убрать, Лёха поспешно потянул на мягкие безвольные и еще теплые руки мертвого боксера. Вопреки ожиданию кровищи из того натекло немного, только китель набух и почернел. Качаясь уже чуть поменьше, слабосильный бурят, словно муравей, уволок второй велосипед, а Лёха взялся за прибитого им фрица. Отвлекся на минуту, подобрать валяющуюся на дороге винтовку, закинул ее на плечо, потом стянул с шоссе к велосипедам плешивого немца. Удивился виноватой улыбке азиата, потом понял, что винтовка у него на плече — их собственная, фрицы получаются, без оружия были, зато оба франтоватые — даже при галстуках и что особенно удивило — боксер вообще был в ботинках и штанах навыпуск, совсем как сам Лёха щеголял не так давно. Тут завозился плешивый, и Жанаев, не долго думая, затянул ему на шее удавку из все того же провода. Показал глазами напарнику, чтобы пошел на Середу посмотрел, продолжая затягивать провод на шее обмякшего немца.

Артиллерист уже моргал глазами, лежа в придорожной канаве и вид у него был очумевший. Лёха не удержался от переполнявших его душу эмоций после такого удачного и неожиданного боя, от того, что проявил он себя в нем круто и даже еще крутее и вид беспомощного товарища просто заставил менеджера тоном судьи начать отсчет:

— Сто петьдесят восемь, сто пятьдесят девять, стопятьдесят десять, аут, сто шестьдесят один, сто шестьдесят два…

— Заткнись, пожалуйста! — попросил Середа тихо.

— Ладно, ты как? — серьезно спросил Лёха.

— Спасибо, хреново.

— Здорово он тебя приложил.

— Ладно, не суть. Он тяжелее, моложе и у него обе руки рабочих. Мы их одолели? — тревожно спросил артиллерист.

— А ты как думаешь? — усмехнулся Лёха.

— Да иди ты к черту, думать я пока не могу совсем. Тошнит меня, вот что я думаю — огрызнулся нокаутированный.

— Помочь встать?

— Да канешна ж, будь ласкив! — ядовито отозвался из лежачего положения Середа.

Подхватив ослабевшего товарища под мышки, Лёха потащил его в лес, отметив при этом, что бурят опять на дорогу вылез и собирает что‑то, следы заметает, наверное.

— Приходи, давай в себя, мы пока без твоих услуг обойдемся — сказал менеджер, критически поглядывая на бурята, который хотя и не так раскачивался, как раньше, но явно был нетверд в ногах. Впрочем, самого Жанаева больше волновал распухший красный нос и то, что из разбитого органа обоняния довольно густо капала кровища, запачкавшая ему гимнастерку на груди.

— Он, шкода шерстяная, мне под ложечку дал, неспортивно — бурчал Середа.

— Тут рефери нету — открыл ему глаза на суровую действительность Лёха, старательно расстегивавший на покойнике китель. На лицо мертвеца старался не смотреть, страшная харя была у плешивого удавленника, с выпученными глазами, синим языком, вывалившимся изо рта и цвета самого неестественного. Но это пустяки, главное, что мундир даже в пыли не запачкался сильно и чем дальше, тем больше нравился он Лёхе. И материал добротный, и видно, что этот сукин сын — точно офицер, потому как над нагрудным карманом красовалась орденская планка не меньше чем с четырьмя разными ленточками, слева крайней была морковная с двумя белыми полосками, а справа — черно–бело–красная с маленькими перекрещенными мечами, вместо погонов был серебряный витой шнур и странного вида петлицы тоже блестели серебром. Еще свастик на покойном было несколько штук — под орденской планкой торчал, словно бычий глаз, круглый значок, на галстуке — такой же, но поменьше, да еще и повязка на рукаве. Мундир тяжело оттянул руки — сбоку слева на спецальном крепеже висел кинжал в ножнах — похожий на тот, что сейчас лежал в траве рядом с покойником, поблескивал мокрым красным лезвием, только куда более роскошный, украшенный богато и щедро.

— Ну вот. Как ты и хотел — офицер — с удовлетворением отметил Лёха, кидая снятый китель артиллеристу.

— Сбылась мечта идиота! Ты поосторожнее, чуть мне коленку этим ножиком не отбил — ответил Середа, тем не менее, радостно ухмыляясь. Теперь он уже не был таким зеленовато–бледным, порозовел, оживал прямо на глазах.

— Сейчас погодь, еще сапожки с портами — и рубашку с галстуком, будешь красавцем писаным — хихикнул менеджер, довольно ловко раздевая труп.

— Главно, джеб‑то вскользь прошел, а вот хук я пропустил — продолжил артиллерист, с одобрением щупая добротную ткань.

— А белье снимать? — брезгливо поморщился менеджер.

— Снимай, надо соблюдать стиль местных жителей — задумчиво проговорил Середа, любуясь выдернутым из ножен кинжалом. Точно, прямо такой же, как и найденный раньше в тягачике, но сразу видно — роскошнее украшен. Даже клинок блестючее. На мгновение Лёха даже позавидовал и захотел махнуться не глядя. Потом сдержал свои желания — больно уж артиллерист радовался новой игрушке и понятно было — что не будет меняться ни за что.

— Работа облагораживает — выспренным тоном сказал Середа.

— Ты это кончай, еще язвить он тут будет — обиделся Лёха. Умом он понимал, что в общем, Середа имеет право посидеть отдохнуть после драки и полученных плюх, но глумиться‑то зачем? Как — никак его ололораш бой решил и дал возможность Лёхе вступить не в первых рядах, но все‑таки.

— Это я девиз на кинжале прочел. Готический шрифт, правда, но я его читать тоже могу — Арбайт адельт, вот тут что. «Arbeit adelt». Непонятно, при чем тут работа? Они ж солдаты же? В форме, с оружием. Я сейчас, еще чуточку посижу — и буду в полном порядке — немного виноватым голосом заявил Середа.