Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

— Одошка! Что ты за человек такой! — орет на меня Симон-приказчик. — Обещал позавчера быть, а сам? У меня товар почти кончился! Ни денег, ни меда, ни зерна и молока — ничего! Думал уже лавку закрывать!

— Дед помер, — сообщаю ему мрачную новость. — Упокаивали. Да в наследство вступал. Закрутился. Давай телегу разгружать.

— Ой, горе какое! — хватается за щеки Симон, а глазки-то бегают. — Как же ты теперь один, Одон?

— Кверху каком, — отвечаю грубо, по-хозяйски. — Чего стоишь? Хватай зерно!

Пока таскали мешки да крынки, Симон не спускал с меня глаз — кажется, решил обмануть желторотого! При живом-то деде не посмел бы ни за что — у деда разговор с жуликами короткий. Нужно присмотреть за ним аккуратнее, а то так ловко обманет, что еще и должен ему останешься.

Поглядим, кто кого.

Первым делом, конечно, стоило навестить квартального. Печать справить, про деда рассказать, предъявить бумаги от Кристиана и вступить во владение лавкой. Потом найти себе постоянное жилье, потому что при лавке жить долго не выйдет, нужно иметь свой угол.

Квартальный — Лука Трехпалый, был подвижным мужичком лет тридцати. Он ни мгновения не мог усидеть на месте и, по-моему, даже стул перед его рабочим столом не стоял — ни к чему табуретка такому взбалмошному человеку, одновременно ведущему тысячу дел. Его помощники — сестра Магда, да ее сын Гуннар, прижитый от какого-то проезжего наемника, целый день носятся по дому будто заведенные, подгоняемые сотней приказов, отданных одновременно. Иногда складывается ощущение, что устраивая эту беспорядочную беготню, Лука просто разгоняет застоявшийся в доме воздух. Посетителю кажется, что обитателей в доме раза в четыре больше, чем есть на самом деле — настолько быстро и непредсказуемо они передвигаются между комнатами.

Мы с ним немного знакомы — приходилось уже выписывать у него и листы проживания и подорожные, и потому мое появление не становится для него чем-то необычным:

— Добрый день, Одон, — квартальный всегда успевает поздороваться первым и ко всем приходящим относится очень уважительно. — Все у тебя хорошо? Магда, ты не видела, куда я задевал списки умерших за прошлый год? Наместник, дайте ему Святые Духи долгих лет, затребовал! Ищи, Магда! Что у тебя, Одон? В лавке все хорошо? Соседи не обижают? Ну и славно! Гуннар, еще раз забудешь посыпать песком написанное — прибью! Магда, что это? Нет, это списки за позапрошлый год, а нужно — за прошлый! Посмотри в бюро у окна! Давай свою подорожную, Одон. Вот тебе печать, деду привет передавай и мое уважение! До свиданья!

Я еще не успеваю вымолвить даже слова, а дело закончено. Ну, так считает господин квартальный.

— У меня это, Лука… — бормочу растерянно, — дед умер.

Круговерть мигом прекращается и каждый из присутствующих садится разом на те стулья, возле которого застало его мое объявление. Как в игре, где стульев меньше, чем играющих.

— Умер… — рассеянно повторяет Гуннар. — Вот те раз!

— Не прибрали? Точно умер? — пытается навести полную ясность Магда.

— Да, — вздыхаю глубоко. — Сказал с вечера: «завтра помру», да и помер.

— Ты в совершеннолетие вступил? — расставляет приоритеты дознания Лука. — В наследство?

— Нет, не стал пока объявляться. Мне еще полгода до шестнадцати. Пускай община пока позаботится о сохранности. А наследником — да, заявился.

— Молодец, правильно. — Одобрительно качает головой квартальный. — А то желающих на такое добро много найдется. Да и жениться совершеннолетнему сразу нужно. Эти ведь, — возводит Лука очи вверх, — долго ходить неженатому не дадут. Или приберут, чтоб другим неповадно было, или женят, если согласится какая с мальцом ложе делить. Так ты теперь где жить-то думаешь? Там, или…

— Не, дядь Лука, я сюда перебраться хочу. Скучно там. Да и с пчелами у меня отношения не очень, чтобы очень… Там уже старший Иржи Зайца распоряжается — в аренду взял все хозяйство.

Все трое переглядываются и Магда быстро говорит:

— Тогда тебе лучше к Герде на постой пока попроситься. У нее три комнаты на втором этаже — как раз под тебя! Прежнего жильца-то прибрали. Стол три раза в день, постель чистая. Плата не высокая. Если ничего не изменилось, то полсотни оловяшек за все.

Ну, с моим-то доходом в две сотни с лишним такое проживание можно себе позволить. Важно киваю:

— А далеко от лавки?

— Да на соседней улице! Дом купца Корнелия знаешь?

Еще бы я не знал этот дом! Там же Марта. С которой у меня…

— Да, доводилось бывать.

— Ну вот по той же стороне улицы в направлении мясниковской слободы третий дом. Там еще на двери такой зверь ушастый вырезан?

— Не помню. Посмотрю. На тебя можно ли, тетка Магда, сослаться?

— Нет, Одон, не нужно. Герда зла на меня, что… — хитро так зыркает на Луку, — Ну это наши, бабьи дела.

— Спасибо, теть Магда. Мне бы тогда постоянный лист справить?

— А вот с жильем определишься, и приходи вместе с Гердой, справим, — Лука поднимается с табурета и хлопает в ладоши: — Ну что расселись? Все дела уже сделали? Бегом, бегом!

Вся команда вскакивает и начинает привычную суету, а на меня уже никто не обращает внимания, потому что новости кончились.

До двери с «ушастым зверем», оказавшимся вставшим на задние лапы кошаком, от лавки всего лишь две сотни шагов — рукой подать, только за угол завернуть. Домик чистенький, ставни на окнах крепкие — если какой шум снаружи будет, то сон не оборвет, занавески в каждом оконце опять же — значит, уютно внутри.

Стучусь громко.

Герда оказывается симпатичной пышкой лет двадцати — совсем для меня старая, но если б моя будущая жена выглядела так же, я бы не возражал. Под легкой рубахой, выглядывающей в вырез платья, такие аппетитные шары перекатываются — куда там Марфе! Я почти влюбился и решил, что лучшего места для проживания в этом городе мне не найти. А она ресничками-то шлеп-шлеп, да и говорит, солнышко:

— Доброе утро, юноша. Ты, наверное, к господину Тыкверу? Его, к сожалению, нет. И уже не будет, — голосок звонкий, яркий, запоминаемый.

— Нет, хозяйка, я себе жилье ищу, — такой степенности в моем голосе и Кристиан-староста мог бы позавидовать. — Люди говорят, у тебя есть место свободное?

Она с некоторым смятением осматривает меня снизу доверху, складывает руки перед собой на своем чудесном животике и с легким таким сомнением в голосе спрашивает:

— Это не ты ли к Марфе женихаться бегал? А деньги-то у тебя есть, малец?

И мы торгуемся! Долго и со знанием дела. Потому что если с самого начала показать себя серьезным человеком, знающим цену деньгам, то таким тебя и будут считать дальше. А если сразу на все согласиться — то потом замаешься объяснять, что тебя не так поняли и ты имел в виду совсем другое — считаться с твоим мнением не станут, потому что ты — пустышка с деньгами и не больше того. Мне так дед говорил, и я ему верю. Но не только поэтому я долго торгуюсь — мне просто нравится, как звенит ее голос.