Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

— Да отстаньте вы от парняги, — кричит третий стражник, только что пропустивший длинный обоз. — Видно же, что он не здешний и к тому же сопливый сосунок! Откуда ему знать такие подробности? Он о Старом Порте говорит. В том районе храмов — как кротовьих холмиков в поле.

— А-а-а, — понятливо тянет косолапый. — Точно! Тогда тебе, парень, на другой конец города ехать.

Они оба теряют ко мне интерес и топают к следующим в очереди.

Я готов спрыгнуть с мула и кинуться целовать третьего стража, вернувшего десятком слов меня из зыбкой паутины сумасшествия на такую понятную и прочную землю. По спине течет струйка пота, в горле вроде как что-то застряло, я ему просто благодарно киваю, но дядька этого, кажется, даже не видит.

Едва мы въезжаем в город, я спрыгиваю на мостовую и дергаю Хине-Тепу за руку:

— Хине, скажи мне прямо — мы в моем мире?

Под капюшоном видны блестящие глаза. Я готов поклясться, что вижу в них какую-то едва заметную тень участия. Но она молчит!

— Хине, мы так не договаривались! Я здесь никого не знаю. Понимаешь? Здесь ведь все может быть совсем иначе!

Она поправляет капюшон — с него исчезают малейшие неуместные складки. Склоняется к моему уху и произносит шепотом:

— Не бойся, Одон. Ты там, где должен быть.

Что бы это значило? Кому я должен? Не люблю двусмысленности и недосказанности. Простые вопросы требуют простых ответов, а не умножения загадок.

— Так в моем или нет?

— Если я скажу тебе «да» — ты поверишь на слово?

Она права. Теперь, когда вдруг известный своим портом город Петар оказался лишенным главной достопримечательности, я не поверю ни единому ее слову, пока не выкопаю в Болотной Пустоши завещанное мне золото. Но до того я постоянно буду сомневаться в том, что это возможно.

— Ладно, Хине. Оставим это до завершения нашего дела. Но потом я потребую от тебя…

— Договорились, — прохладная ладонь остроухой ложится на мою, слегка дрожащую. — А теперь нам нужно найти жилье.

Вот обязательно нужно ей проявить свои кровососские привычки! Поиздеваться над моим тощим кошельком! Жилье! Это легче сказать, чем сделать. Вряд ли ставки на проживание в Петаре сильно ниже, чем в Вайтре. Как бы не наоборот — все же рядом крупнейший порт, должно быть полно денежных иностранцев, да и своих купцов с деньжищами немало.

Вижу, как по улице плывет паланкин, возвышаясь над головами восьми носильщиков, и его украшенные жемчугом бока подтверждают мою догадку, вгоняя меня в совершенное уныние.

— На какие деньги? — плечи сами собой опускаются. — Того, что мы заработали охотой Иштвана едва хватит на одну комнату на пару дней. А нам еще нужно что-то есть, пить. Может быть, еще придется заплатить кому-то, чтобы подобраться поближе… ну, ты знаешь к кому.

— Продай зверей, — советует очевидное рассудительная Туату. — Нам они больше не понадобятся.

— Точно, зачем нам эти ишаки? — влезает Иштван. — Сделаем дело, а там! — он изображает какой-то непонятный жест, видимо, из своей прошлой жизни.

Здорово ему, он знает о том, что будет «а там». Но вот у меня уже имеются большие сомнения насчет всего. И прежде всего — насчет наличия у нас самого будущего.

— Тогда нужно найти рынок, — говорю обреченно. — Эй, уважаемый, подскажите, пожалуйста!

Отзывчивый прохожий детально рассказывает нам дорогу до рынка. Быстро выясняется, что здесь рынков целых четыре! Ближайший оказывается совсем неподалеку и до самого вечера я отчаянно торгуюсь за каждую оловяшку. Выручить за осла и мула удается в три раза больше, чем я заплатил за них в Ровнохолмье. В прежние времена такая сделка меня, безусловно, порадовала бы несказанно, но в нынешней ситуации добытых денег хватит едва ли на седьмицу очень скромной жизни.

Я делюсь своими сомнениями с остроухой, она прикрывает на несколько мгновений глаза, потом сообщает мне:

— Нам этого будет достаточно.

И я понимаю, что спорить с ней бесполезно — это будет спор с самим собой.

Хозяин дешевого постоялого двора, полная противоположность Тиму Кожанные щеки — желтая кожа на длинном лице Скайса — что за дурацкое имя! — натянута как на барабане и лишена единой морщинки. Хотя годков Скайсу прилично за тридцать. Росту в нем изрядно — он выше меня на две головы, хотя я сам никогда на малорослость не жаловался. Он сух и тощ. И характер у него склочный и мелочный:

— Подорожные завтра с утра сами отметите. Белья я вам тоже не дам, для вашей конуры под лестницей оно не положено. В комнате не жрать — мне не хватало еще потом за вами гнилые огрызки убирать. И это… — он зыркает на укутанную в балахон Хине-Тепу, — когда девку пользовать станете — чтобы тихо мне! Будут жалобы — пойдете под мост ночевать. Понятно все? Валите!

Мне не нравятся такие люди. Не на своем месте они. Не должен быть хозяин постоялого двора таким гадом. От этого дело страдает и мне совсем не хочется оставить ему лишнюю оловяшку за усердие. Впрочем, ее — лишней — у меня-то как раз и нет.

К тому же утром, в приемной у квартального главы выясняется, что отметки в подорожных решением Совета городских глав будут стоить нам половины оставшейся наличности! Это «открытие» ввергает меня в то тоскливо-дремотное состояние духа, что всякий раз наваливается на меня в момент неудач: хочется забиться куда-нибудь подальше, в какую-нибудь неприметную щель, и надежно спрятаться от неудержимого потока несчастий. Только вот что-то подсказывает мне нынче, что любое укрытие может стать первостатейной западней, из которой выбраться окажется куда сложнее, чем в нее попасть.

Одному Иштвану все происходящее по непонятным мне причинам нравится! У него на губах постоянная восхищенная улыбка, глаза блестят, голова вертится из стороны в сторону с регулярностью крыльев ветряной мельницы, а изо рта едва не течет струйка слюны:

— Эй, Одон, это что за здание? Почему у него такие огромные цветные окна? И смотри сколько колонн! Да оно все из колонн состоит! Не дом, а какой-то хитрый дырявый забор под крышей! Смотри-ка, там какие-то люди внутри бродят!

— Ты еще пальцем покажи, придурок, — шиплю на него. — Это Храм Третьего!

— Кого Третьего?

— Святого Духа Третьего! — его непонятливость начинает раздражать.

— Ты сердишься? — расплывается приятель в очередной улыбке, — зря! Ну подумай сам — мне-то откуда об этом знать?

Он прав и его правота заводит меня еще больше:

— Вот и нечего! Просто смотри и не спрашивай! Я же тебя не спрашивал там!

— Да чего ты бесишься? От того, что денег мало осталось? Тоже мне горе! Дай-ка мне пару монеток.

Я не понимаю, что он хочет сделать? Пожертвовать Третьему? Как глупо — Третий, известное дело, здоровьем занимается, а не богатством.