Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!

У решетчатых ворот неподвижно застыла дюжина молчаливых Анку — только видно, как за масками ворочаются мертвые глаза, отслеживая движения любого, кто оказывается ближе тридцати шагов. Иштван специально пару раз прошел туда-сюда, обогнул стену по кругу и вернулся в холодном поту:

— Как будто статуи за мной следят! Жутко! Там с четырех сторон калитки, и возле каждой тоже по нескольку Этих! С улицы Каменщиков еще один въезд, и тоже ловить нечего — там этих черных еще больше. Но когда мимо проходишь, кажется, что это один и тот же человек… нет, одна тварь за тобой следит. Не несколько взглядов, а один! Такой тяжелый, что ноги сами подгибаются.

Наконец-то и его проняло! Я уж всерьез думал, что моего бездумного товарища ничто не способно испугать.

Сквозь ворота виднеются еще несколько кровососов, бродящих по дорожкам перед замком.

Мы с Иштваном покупаем по спелому яблоку и, найдя подходящее место, устраиваемся для наблюдения, изображая оживленный разговор старинных приятелей:

— Я не знаю, как туда попасть, — пожимает плечами мой сподвижник. — Этих Анку слишком много. Если правда все, что ты мне о них говорил, то даже мой лук здесь не особенно поможет. А подкупить их…

Он обреченно машет рукой и вгрызается в алый бок яблока.

— Смотри-ка, Одон, какая нарядная курочка! — чавкая, он показывает пальцем на спешащую куда-то по своим делам иностранку.

Ее легко признать нездешней, потому что у нее все неправильное, все необычное: цветастое платье до колен, из-под которого видны штаны, оканчивающиеся на половине голени, платок странными узлами топорщится на плечах, туфли — деревянные колодки, привязанные к голым лодыжкам кожаными ремешками. У нас таких чудаковатых не бывает. Даже в бродячих цирках. Она выглядит еще более чужой, чем Хине-Тепу. Или же я просто успел привыкнуть к молчаливой Туату.

Мы провожаем ее глазами и снова начинаем хрустеть яблоками.

— Можно попытаться пройти низами, должны же быть какие-то подземные ходы у такого замка? — рассуждает Иштван. — Знать бы еще, куда они выходят? Интересно, а сама Морриг здесь?

— Глянь направо, — прошу ласково, — наверх. Видишь, крыша ратуши? А на нее выходят слуховые оконца. Если бы кто-то умелый привязал веревку к стреле, а саму стрелу смог бы вогнать точно вон в ту башню…

— Шагов сто будет, — с сомнением качает головой Иштван. — Непросто.

— Непросто, — соглашаюсь, — но если бы нашелся такой умелец, кто попадет стрелой за сотню шагов в нужное место, то у нас был бы хороший шанс. Особенно ночью, когда никто наверх не смотрит.

— Представляю, как смешно ты будешь выглядеть на высоте сотни локтей на фоне восходящей луны, висящий на веревке, — хихикает Иштван.

— Это будет продолжаться недолго, — отвечаю ему в тон. — Либо шлепнусь оземь, либо доберусь до башенки. Впрочем, если хорошенько привязаться, то скорее доберусь, чем шлепнусь.

Мы нарочито громко смеемся и в сторону испуганно шарахается привязанная неподалеку лошадь.

— Стой, — Иштван обрывает мой смех, — там что-то происходит.

Вслед за ним я оглядываюсь на ворота замка, и там действительно заметны изменения. Анку становится в два раза больше, они не то, чтобы суетятся, но теперь стали заметно живее. На внутренней дорожке заметны знаменитые вороные кони. Все выглядит так, словно кто-то очень важный собирается на прогулку. Ворота распахиваются и на улицу выезжает восьмерка Анку, за ними следует карета и замыкают процессию еще восемь конных кровососов. Эскорт непроницаемо черный, карета белая с позолотой, с четверкой белоснежных кобыл — такое торжественное великолепие во всем, что дух захватывает!

А у Иштвана даже рот открылся. Впрочем, с ним такое происходит регулярно.

— Она здесь! — бормочет он. — Я вижу, вижу ее!

В самом деле, в окошке кареты, неспешно разворачивающейся прямо перед нами — до нее едва наберется десяток шагов — мелькает лицо Туату, почти неотличимое от лица Хине-Нуи. Глаза, тонкий нос, грустная улыбка — все то же самое! Только волосы вокруг лица огненно-рыжие. Они — Морриг и глава Сида Беернис похожи как сестры-близнецы.

Топот копыт, стук колес, скрип висящей на кожаных ремнях кареты, звон упряжи — многообразие звуков отвлекает внимание, а в следующий миг карета поворачивается к нам задом и уже ничего не разглядеть, кроме двух Анку, застывших на запятках.

— Колдунья, — возбужденным шепотом реагирует на проносящуюся мимо кавалькаду Иштван. — Ты заметил, как она, мерзавка, похожа на нашу высокую госпожу алфур? Понимает, дрянь, что такое крастота! Прикидывается хорошей. Но мы-то с тобой знаем…

Мне даже слушать не хочется о том, что он знает, поэтому обрываю его горячечные откровения:

— Тихо! Нужно обо всем сообщить Хине. Но сначала нужно точно узнать, когда Морриг вернется в замок. Чтобы не пробираться туда в то время, когда она где-нибудь кроликов гоняет.

— Да, да, да! — соглашается Иштван, подскакивает и начинает нетерпеливо притопывать.

— Нет, дружище, ты останешься здесь, следить за воротами.

Он недовольно кривится — очень уж ему не терпится встретиться с Хине и рассказать ей свежайшие новости, но я неумолим:

— Подумай сам — идти через весь незнакомый город с незнакомыми порядками. Ляпнешь что-нибудь не то кому-нибудь не тому и пропадешь в одночасье. Как мы тогда вдвоем будем выкручиваться? Посиди уж здесь, я скоро вернусь и составлю тебе компанию.

Иштван тяжело вздыхает и опускается на насиженное место:

— Ты прав, Одон. Мне придется остаться.

— И веди себя тихо. Вот тебе деньги на всякий случай, — отсыпаю ему в ладонь пригоршню олова, — но сильно не трать, нам совсем не нужно, чтобы на нас обратили внимание.

— Не беспокойся за меня, друг, — Иштван необыкновенно серьезен, он проникновенно заглядывает мне прямо в глаза, — я знаю, что следует делать, а от чего воздержаться. Делай свое дело.

— Я вернусь, — пожимаю ему локоть на прощанье, — а ты пока подумай, как мы станем выбираться и откуда ловчее запустить стрелу, харошо?

— Я займусь этим, — серьезно отвечает Иштван.

— Успехов, — желаю напоследок и спешу в заведение Скайса.

Пока бегу к остроухой, в голове крутится занятный вопрос: на что пожертвовал храму деньги щедрый толстяк? Узнать бы. Третьему из Святых Духов молятся в том числе и за отсрочку визитов Анку. И если деньги пожертвованы именно на это, то выходит, что Третий моментально исполнил молитву толстяка, передав это золото в наши рук! Вот и думай после такого… всякое.

В нашем клоповнике тихо. На улице день и все обитатели разбрелись по своим делам. Но дверь в нашу комнатку, где оставалась Хине, почему-то распахнута настежь. Туату так неосторожно поступить не могла и я, предчувствуя недоброе, спешу войти.