Марик Лернер - Восток

Ян спрыгнул с подножки и осмотрелся по сторонам. Будто и не уезжал. Ничего не изменилось. Да и не могло. Горы вдруг не вырастут в степи, и полноводные реки неожиданно к ним в гости не свернут. Все та же бескрайняя равнина с сопками и вытянувшиеся вдоль железки на несколько верст дома. Метров двести по с детства знакомой тропинке напрямую — и вот он, поселок. В полосе отчуждения строиться категорически запрещено. Здесь могли стоять только относящиеся к железной дороге хозяйственные строения. Следующая станция через тридцать пять верст. Стандарт. До оборотного «депо сто» — четыре переезда.

Родные места с крайне поэтичными названиями. Ближайшие города — Сбодуна и Бухай. И ведь не юмор какой. Когда-то они звались Бодунэ, Бихай, но нормальным переселенцам этих китайских глупостей не выговорить, и постепенно они превратились в более узнаваемые слова. Так и пишут давненько на картах. Им еще повезло со Степью. Простое нормальное название вроде Пограничной или Маньчжурии. Скоромно и со вкусом.

Были и другие занимательные города и села. Когда-то высокое начальство озаботилось переименованием особо неблагозвучных названий. Мученицы (бывшие Щитоученизы — попробуй произнеси), Членов (Хунь — понятно почему и как раньше называли), Глубокое (Сунь), Саблино (Сябля) на более благостные, но где-то прижилось, а где и нет. Суй Хуа только официально называют Желтугой. А жители этого места давно стали героями местных анекдотов. И не везде китайцы виноваты, молва упорно речет, что странное название Вобля родилось вовсе не от воблы, выдаваемой в дорогу будущим владельцам участков, а от радостного крика первого жителя поселка, узревшего свои новые владения, а Паршивое потому так и кличется, что земля соответствующая. С водой вечные проблемы, и рожь расти не желала. Он всерьез удивился, обнаружив однажды на военной карте в обычной Руси речку Вобля. Не только у них в Маньчжурии такие названия случаются.

— Здравствуй, дедушка Ким, — поздоровался со старым пастухом, гнавшим небольшое стадо коров.

Тот подслеповато сощурился, отчего его морщинистое лицо еще больше скукожилось, и на всякий случай снял неизменный треух. Не узнал. А вот сколько Ян себя помнил, столько кореец и был неизменной частью пейзажа. Как и многие корейцы, в отличие от китайцев, ни под каким соусом не получавших русского гражданства и разве что принимаемых на временные работы, он с семьей переселился, удирая от тяжелой руки японского императора. Им подданство тоже давали с серьезным скрипом — не мусульмане, но на территории Войска довольно долго особых проблем не имелось. Землю не продавали, однако и хазачьи власти, и отдельные оборотистые хазаки были совсем не прочь за счет трудолюбивых пришельцев обеспечить себе дополнительный доход, сдавая необрабатываемые пустоши в аренду.

Японские власти совершенно не мешали эмиграции и даже поощряли ее. За границу уходили самые беспокойные и, следовательно, самые опасные. Кроме того, уезжая из своей страны, корейцы как бы «освобождали места» для переселявшихся туда японцев. Корею усиленно японизировали, и колониальные власти поощряли приток на ее территорию собственно японцев.

В результате в Маньчжурии, на Дальнем Востоке и в Средней Азии уже перед войной, по статистике, проживало не менее четырехсот тысяч корейцев, и на самом верху нервно заговорили об угрозе иноверческой экспансии и занимании мест русских переселенцев. Мер принять не успели, а потом стало не до этого. Так они и продолжали перебираться потихоньку на жительство. Таких ждала все больше не слишком приятная жизнь батрака, и они усиленно искали выхода из ситуации. Даже верноподданно подали прошение о призыве в армию, но использовали корейцев в Австрийскую все больше на строительных работах.

Корейцы часто рассказывали про замечательную жизнь в Маньчжурии, серьезно смеша местных жителей. Но это с чем сравнивать. На Дону крестьяне всегда жили богаче, а в центральных губерниях намного беднее. Здесь наличие пары лошадей и коровы зажиточностью не считалось. Странно, если не имеется. Вызывает подозрение, что с этим деятелем что-то очень сильно не так. Лодырь или пьет по-черному. В Корее по-другому. У арендаторов после сбора налогов в самом лучшем случае оставалось 15–20 процентов урожая. В Маньчжурии стабильно платили десятину Войску и изредка привлекали разночинцев и иногородних для общественных работ. Так и японцы в этом смысле совершенно не стеснялись. Даже на Руси с иноверцев не брали больше четверти урожая. Разница серьезная.

Тихий был человек Ким и безотказный. Детей любил и часто дарил собственноручно вырезанные из деревяшек игрушки. Зато страшно боялся любого человека в форме и начальства. Видать, и вправду несладко жилось с той стороны границы.

Сейчас в заветной папочке лежал заранее написанный доклад об исправлении отдельных несправедливостей и использовании данной категории жителей в очень полезном на будущее деле. С подписью очень высокого начальства. Не просто так он согласился ехать в Особый округ, кое-что серьезное выбил. Одними ярославцами не обойдешься в здешних условиях. Требуется серьезная опора и идея создания Пограничного корпуса, — вкупе с особыми подразделениями очень к месту пришлось. Работы будет непочатый край, и спросят с него вдвойне, но рапорт с предложениями хорошо ложился на декларации о всеобщем равноправии (не просто дать, а за труды), и противовес со временем хазакам возможен.

Степь была достаточно типичным для здешних мест поселком и крайне странным для европейской Руси. Стоял он на землях Войска, и верховной властью был собирающий арендную плату и налоги урядник. В частные дела он не вмешивался, вполне удовлетворяясь почетным местом на любом собрании и подарками от благодарного населения на всевозможные праздники. А были они на любой вкус.

До войны жило в поселке почти три тысячи человек, четко разделявшиеся на несколько групп. Жили вполне мирно и добрососедски, потому что чаще всего и делить было нечего. У каждой группы были свои отдельные экономические интересы. Они скорее дополняли друг друга, чем конкурировали.

Большинство составляли евреи. Эти торговали в лавках, ремесленничали и занимались скотом. Это был один из важнейших промыслов. Ходили аж до Урги и Читы, закупая все больше монгольских баранов и неприхотливых лошадей, способных обходиться подножным кормом. И немаленькие обороты были. По две-три тысячи голов гоняли на продажу. Еще в те времена собирались построить консервную фабрику, но чем закончилось, Ян так и остался в неведении.

Почти четверть составляли потомки сосланных поляков, потихоньку перебиравшиеся из Сибири, как послабление на жительство вышло. Назад было нельзя, зато в Маньчжурии требовались рабочие руки в большом количестве. Вот и шли за синей птицей удачи. Мало кто сильно поднялся, но жили прилично. На железке большинство работало и на нее. ВЖД имела много собственных предприятий в районе. Обычно там труд требовался квалифицированный, и платили неплохо. Да и женская половина в огородах трудилась. С голоду за все сто с лишним лет от первых переселенцев никто не помер. Вот от холеры и чумы — бывало, да тут уж не угадаешь. Болезни всех косят.