Марик Лернер - Восток

— А говорят, заявился к Тульчинским красавец молодой, да в чинах, да весь орденами обвешанный, — громко сообщил женский голос.

У забора стояли две молодые девушки. Та, что повыше, знойная брюнетка, даже не скрываясь, изучала Яна. Взвешивала, измеряла и прикидывала упитанность. Вторая, в скромном платьице и с длинной русой косой, смотрела слегка смущенно. Речи даже по здешним понятиям были нахальные. Приставать к незнакомым мужикам не слишком прилично.

— А я вижу, врут, — гнула свое брюнетка. — Это где ж такое случается, чтобы молодой да воспитанный двух красавиц в упор не замечал? И потом, шо за вид? Рубаха деревенская и ноги босые? Куда герой подевался? Один вахлак деревенский в наличии.

— Громче кричи, Ривка, — посоветовала Стеша, — он еще вдобавок контуженный. Плохо слышит. Заодно соседи в курсе будут.

— Наверняка и память потерял! — ничуть не понижая голоса, воскликнула та. — Кто обещал жениться? А?

— Матерь Божья, — изумился Ян, вставая и подходя к забору, — не узнал. Ты ж соплячка совсем была. Вечно в драной рубашке со старшего брата.

— Вот тебе еще одна из нашего нового сословия. Работать за мужика и всех на себе тащить, — тихо сказала Стеша. — Отец слепой совсем стал, так она за него работает, и не хуже.

Если ее он еще забыть мог по причине малолетства, то отца ее знал весь поселок. Единственный часовщик на всю округу. Крайне нужный любому владельцу настенных и носимых на цепочке часов. Тогда еще наручные были огромной редкостью, но не было механизма, которого бы Хаим неспособен был починить. А без точного знания времени евреи чахли и сохли. Когда наступает выходной — суббота? А когда свечи зажигать? А когда на молитву идти? Это исключительно русские определяли сроки плюс-минус лапоть по солнцу. Правильный еврей должен знать точно. Без хорошего часовщика никак.

— А стала какая! — Ривка повернулась, показывая, какая она вся из себя и демонстрируя платье. — Хороша?

— Во! — согласился Ян, показывая большой палец. — Только врешь: ничего не обещал.

— Подтверждаю: память потерял. Я сказала — значит, так и есть. Заставим. А это Гражина. Учительницей в школе работает, — показывая на подружку, объяснила. — Коса длинная, ум большой и быстрый.

— Я сейчас уйду, — заявила та.

— Еще стеснительная. Правду говорю. Чистую правду. Хорош мяться. Две такие девушки топчутся у тебя под носом, а ты смотришь как баран. Пошли гулять. Вечером еще и танцы. Нас необходимо сопровождать.

— Сейчас, — согласился Ян. — Минута. Переоденусь.

— Ты мундир надень, — посоветовала Стеша, — и представительно, и, возможно, морду с ходу не набьют.

Ян усмехнулся и умчался в дом. Побывать дома и не подраться? Погулять с девушкой? Сколько лет долг, долг, долг… Обязанности, обязанности. Он в отпуске!

— Нет ответа? — спросила Стеша Гражину.

Та безнадежно махнула рукой. Она уже и не надеялась найти. Учительница была не местная. Родители жили в Бухаре, и после восстания никто их не видел. Тогда многих убивали за не такое лицо или не ту веру. Правых и виноватых уже не найти. Началось все под лозунгом автономии, специально для приманки широких масс местных дехкан и ремесленников, и очень быстро превратилось во всеобщую резню. В первую очередь громили русских и вообще приезжих, однако не забывали и между собой счеты сводить.

Хазаки потом спалили полгорода и прошлись по Фергане и Туркестану железным гребнем, уничтожая всякое сопротивление и взрывая местные мечети. Если и остались там баи с муллами не той направленности мыслей, так в могилах, да мертвых не поднять. Самарканд, Бухара, Наманган, Андижан и бывший центр мятежа Коканд обезлюдели. Практически не осталось старого населения, и запросы ничего не давали. Сейчас там целенаправленно расселяли корейцев, с большим пониманием отнесшихся к получению гражданства Руси взамен призыва в армию. Да еще и участки готовым ехать на новые места давали из конфискованных.

Полмиллиона беженцев из Средней Азии сбежало в Китай, а там они никому не были нужны. Многие просто с голоду перемерли, другие возвращались или приходили мстить. Вот и ходили до сих пор банды на Русь, убивая и занимаясь грабежом. А хазаки отвечали не менее жестокими набегами, дипломатично называя их ответными армейскими операциями. Зато оба правительства делали вид, что ничего не замечают. И Руси, и Китаю до сих пор хватало своих внутренних проблем, чтобы всерьез цапаться с соседями.

— Возьмешь в чемодане на дне сверток, — сказал Ян, возвращаясь уже в новенькой рубашке и начищенных сапогах. Так и напрашивался на картину «Первый парень на деревне». Гармошки не хватает. — Не сообразил сразу. Ты же у нас еще и мужик, пригодится…

Стеша вернулась в дом и, первым делом достав сверток, развернула и обрадовалась. Хорошая вещь. Не платок пуховый — это она себе и так позволить могла. А вот подобные подарки в свободной продаже не попадаются. Держать у себя купленный на черном рынке опасно. Неизвестно еще, откуда взялся. Бывает, и с трупа снимают. Потом доказывай, что не верблюд.

— Ой, а что это? — моментально заинтересовался сынишка.

— «Кольт» одна тысяча девятьсот десятого года, сынок, — объяснила, погладив его по голове. — Но не американский. На Урале делают. Видишь, на рукоятке звезда? И буквы.

— Контрреволюционный?

Стеша рассмеялась. А что? Тут только согласные четко видны — «КР», вполне созвучно. Грамотный парень растет.

— «Кольт Русь». Еще в войну документацию передали, но освоили производство где-то через год после окончания. Уже не понадобилось. Сейчас выпускают для армии на замену «Федорову». В свободной продаже нет, а оружие хорошее. Мы его сейчас разберем, ты аккуратно смажешь. Мужчина должен уметь обращаться с оружием.

— Господи! — сказала мать с негодованием. — Чему ты учишь ребенка! Я думала, хоть Януш тебе мозги вправит, — так он пистолетами разбрасывается.

— Нормально все, мама. Мог ведь и саблей вострой одарить, наверняка имеется, с каменьями. Багаж-то напрямик в Харбин ушел.

— Он тебе сказал что-то? Не задержится?

— Да так… Ничего особенного. Большой начальник стал. Недельку поживет — и по месту службы отбудет.

— Ты петлицы-то его видела?

— Все, сынок, — сказала Стеша, — спать пора.

— Ну мама!

— Спать! Сестренка уже легла, и тебе пора. Не при ребенке же, — дождавшись пока он уйдет, тихо сказала. — Вы еще начните про копов рассуждать, как они бедных несчастных туземцев гнобят и с аппетитом кушают.

— А не так?

— Да хоть бы и ели! Мне жалеть хунхузов, мужа застреливших? Горцев этих, жегших села? Или азиатов, погромы устраивающих? Вон в прошлом месяце станицу подчистую вырубили. Двести душ. Детей не пожалели. Тоже ведь люди, хоть и веры другой.