Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

— Ваше Императорское Величество, парламентеры!

— Где? — Наполеон стряхнул сонливость. — Это точно они?

— Их уже видно, сир, — адъютант махнул рукой. — Кто же, как не парламентеры?

Французский император припал к стеклу. Вот, кстати, еще одна загадка России: откуда в простом крестьянском доме двойные рамы с дорогущим стеклом?

— Ничего не вижу.

— Левее, сир.

Действительно, если глянуть чуть левее, то хорошо виден въезжающий в деревню отряд. Человек двадцать, не больше, из них только один офицер. Он единственный в привычном мундире с эполетами. Кажется, такие сейчас в русской армии считаются парадными? Богатая страна, если может себе позволить военную форму на все случаи жизни. У них, говорят, еще и повседневная есть.

Сопровождающие парламентера кавалеристы растянулись в длинную цепочку, видимо, для того, чтобы в случае чего не задеть друг друга огненными хвостами ручных ракет. Излишняя предосторожность, нужно заметить… никто не собирается нападать на долгожданного посланца царя Павла Петровича. Еще полгода назад такое было возможно, а сейчас, когда даже старая гвардия отказывается выполнять приказы командиров на голодный желудок…

— Знакомые все лица, — усмехнулся узнавший посланца Наполеон. Ну конечно же, Кутузов не упустит случая… — Лейтенант, проводите его ко мне.

Адъютант императора выбежал на улицу как раз в тот момент, когда майор Акимов бодро спрыгнул с седла и, небрежно поведя плечами, сбросил распахнутую шинель. Пришлось подхватывать на лету, будто какой-нибудь лакей в опере. И попробуй не поймай — этот офицер постоянно сопровождал князя Кутузова в поездках в Париж и прославился на дуэлях не менее фельдмаршала. Во всяком случае, генералов Грасиньяка, Першегю и начальника лионской полиции господина Буйона застрелил именно он. Вот почему русские для поединков выбирают пистолеты? Не любят вида крови?

— Добро пожаловать, месье майор! — Одна из немногих фраз, что получались у лейтенанта без жуткого акцента. — Его Императорское Величество ждет вас!

— Спасибо. И скажите своим солдатам, чтобы не приближались к моему конвою, — на приличном французском ответил Акимов. — У наших наций разное понимание юмора.

— Простите.?..

— Ракетный залп — это смешно или нет?

— Ни в коем разе не смешно.

— Вот видите! А мои бойцы не упустят случая пошутить, если с вашей стороны… Впрочем, я надеюсь на понимание.

— Оно будет, месье майор.

Акимов поднялся по ступеням, немного потопал ногами, сбивая налипший на сапоги снег, и распахнул дверь избы:

— Здравствуйте, Ваше Величество!

Теперь ожиданием томились съехавшиеся во временную Ставку императора французские генералы с маршалами — весть о прибытии русских парламентеров разлетелась по округе мгновенно. Покорившие почти всю Европу храбрые вояки с полным на то основанием рассчитывали принять участие в обсуждении условий сдачи, несомненно почетных, и искренне недоумевали, когда император отказал в таковом праве. И охраняющие место проведения переговоров бородатые казаки не вызывали желания оспорить приказ.

Шли минуты, часы, а Наполеон все продолжал разговаривать с русским майором за закрытыми дверями. О чем? Какие неприятности и резкие перемены к худшему принесет это тревожное уединение?

— Вы ошибаетесь, Ваше Величество! — Вторая бутылка арманьяка под весьма скудную закуску сделала Акимова словоохотливым. — Государь Павел Петрович вовсе не оспаривает законность французской, то есть вашей, императорской короны. Согласитесь, быть единственным в мире императором довольно скучно.

— А остальные? — Наполеон сносно изъяснялся на русском языке, а привезенный майором благородный напиток подействовал благотворно, почти уничтожив акцент. — В мире есть еще императоры.

— Не буду спорить. Но скольких из них можно назвать таковыми не из лести? Вопрос неоднозначный.

Бонапарт согласился и не стал более распространяться на столь щекотливую тему. Лишь снова выказал недоумения предложениями:

— И все же не вижу второго смысла в словах Павла Петровича.

— А он есть? — слегка обиделся Акимов.

— Его не может не быть, господин майор.

— А мне думается, Ваше Величество, все дело гораздо проще, чем кажется при внимательном, но изначально ошибочном рассмотрении, и государь при личной встрече сам постарается объяснить.

Очередное упоминание о необходимости личной встречи с русским царем Наполеона расстроило. Он слишком хорошо помнил предыдущую и не хотел бы вновь оказаться объектом дружеских, но на грани приличия, шуток. Одни только медведи с пушками на параде чего стоят… Но ехать в Петербург придется, черт побери!

— Могу ли я взять с собой конвой?

— Разумеется, Ваше Величество, вы же не арестованы. Но рекомендовал бы брать тех, в чьих услугах более не нуждаетесь, кого не жалко. Народ исполнен патриотических чувств, и в дороге возможно… хм… всякое.

— Народ пойдет против воли монарха?

— После подписания капитуляции? Нет, не пойдет. Но до нее…

Наполеон грустно усмехнулся прозрачному намеку. Вроде бы и не сказано ничего определенного, но майор ясно дал понять о последствиях отказа от сдачи на милость победителя. И никаких претензий к русскому императору — местное население сделает все само, причем из лучших побуждений. Впрочем, что же теперь плакаться…

— Когда можно будет выехать?

— Как только пожелаете, Ваше Величество. Лошадей, кстати, мы привели своих. Так я приказываю запрягать?

— Да, пожалуй.

Три дня спустя.

Путешествие в возке отличается от такового же в карете в лучшую сторону, но утомляет вынужденной неподвижностью и скукой. И если последняя скрашивается неспешными разговорами, то с первой ничего нельзя сделать — лежишь, закутанный в меха, иногда сидишь, но все равно движения нет, и заболевшие бока отравляют существование. И долгожданная почтовая станция воспринимается избавлением от мук, а ее незначительные удобства кажутся верхом совершенства.

Часто так оно и было без преувеличения — в большинстве своем станции совмещали гостиницу, приличный трактир и баню. Проезжающим иностранцам за особую плату могли принести теплой воды прямо в номер. Похвально!

— Еще вчера собирался спросить, господин майор, — французский император расположился за накрытым крахмальной скатертью столом и с любопытством огляделся: — Почему у вас нет разделения на благородную публику и чернь?

— В каком смысле? — Акимов изучал список блюд, поданный расторопным половым, и отвечал, не поднимая взгляда.

— Ну как же… видите крестьян в углу?

— Да, а что?

— Они и мы в одном трактире!

— Насколько я знаю, во Франции то же самое. Мне неоднократно приходилось видеть офицеров, обедающих в столь жутких харчевнях… И не понимаю вашего удивления.