Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

А Дашка, хотя ее по правилам приличия полагается называть Дарьей Касьяновной, противная. И как на такой в будущем жениться? И ведь придется — сам обещал еще три года назад. Но для этого необходимо стать героем.

Решено! Николай встал с дивана, где так удобно предаваться унынию, и пошел готовиться к подвигам. Хотя чего уж там готовиться? Все приготовлено заранее, и самое сложное, что предстоит, — это выскользнуть из Михайловского замка незамеченным. Да, стоит поторопиться, пока война совсем не закончилась. А капитан Нечихаев не прогонит и домой не отправит, капитан Нечихаев человек хороший.

Казачий мундир Атаманского полка пошит недавно, потому сидит без изъянов, нигде не топорщится и не жмет. Сабля кована как раз под его руку… пистолеты на пояс… Не забыть взять денег — мешок с харчами на себе тащить тяжело, а десяти рублей вполне хватит на пропитание по дороге. Мишке лучше ничего не говорить — мал еще для войны. Вот письмо с объяснениями разве оставить?

Николай вздохнул и с тоской посмотрел на чернильницу и стаканчик с гусиными перьями — учителя не разрешали пользоваться вечными ручками, мотивируя необходимостью сначала поставить красивый почерк и уже потом осваивать скоропись. Но деваться-то некуда! Чистая бумага еще осталась?

На лист ложились ровные строчки, и даже привычные кляксы не портили настроение. А если буквы выводить покрупнее, то текста получится больше! И тут чуткий слух цесаревича уловил странный разговор за дверью:

— Не будет ли это считаться дезертирством, Абрам Соломонович? Все-таки без приказа… — слышался взволнованный молодой голос.

— Какое тут дезертирство, Гриша? — отвечал приглушенный бас. — В действующую армию идем, не к теще на блины.

— А ну как под трибунал потом?

— И что? Да пусть хоть сто раз разжалуют, чем в дворцовых караулках штаны протирать. Казак для битвы рожден, Гриша! Вот, бывалоча, мы с Михаилом Касьяновичем…

Николай насторожился, а молодой голос перебил собеседника:

— Не прогонит он нас, господин старший урядник?

— Нечихаев-то? Мы не скажем, что самовольно прибыли — пополнение, и все тут. Успеть бы только до Кенигсберга к приходу «Забияки» добраться, а уж там… Одвуконь пойдем, тогда не опоздаем. Но выходить нужно сегодня в ночь.

— Боязно…

— Дело верное, Гриша. Вернемся победителями, а их, как известно, не судят. Ты со мной?

— С тобой, Абрам Соломонович.

От радости у Николая дыхание сперло. Неужели Господь послал момент? Да, это он самый, можно не сомневаться!

Цесаревич на цыпочках подбежал к двери и рывком распахнул ее:

— Здравствуйте, господа!

— Здравия желаем, Ваше Императорское Высочество!

— Мне послышалось или тут составляется заговор?

Казаки посмотрели друг на друга, потом на великого князя. Старший, с бородой, закрывающей увешанную крестами грудь, вытянулся во фрунт:

— Никак нет, никаких заговоров!

— Врете… — с обидой прошептал Николай. — Я все слышал. Возьмите меня с собой, а то…

— А то что? — спрашивая, бородатый казак почему-то косился в сторону.

— А то не пустят меня! — Цесаревич отвернулся, чтобы украдкой вытереть предательские слезы. — Мне очень нужно. Вам тоже, да? Возьмите с собой, братцы!

Молодой, видимо, тот самый Григорий, тихонько кашлянул, привлекая внимание:

— Выручить бы человека, Абрам Соломонович. Сам погибай, а товарища выручай.

— В поговорке про другое.

Но что-то в голосе старшего урядника было такое, что заставило Николая усилить напор:

— Я про вашу помощь никому не скажу. Только помогите до Нечихаева добраться, а?

— Точно не скажешь?

— Никогда-никогда, даже на исповеди!

— На исповеди можно.

— Так вы согласны?

Казак опять покосился куда-то в сторону и кивнул:

— Выезжаем немедля. Гришка, коней подбери казаку Николаю Романову! Пошевеливайся, храппаидол!

Вечер того же дня.

Удивительно, но известие о побеге сына на войну Мария Федоровна восприняла спокойно. Лишь разговаривала, глядя в окно, чтобы никто не смог увидеть ее глаза.

— Все будет хорошо, душа моя. — Черт побери, я чувствую себя виноватым! — Александр Христофорович подобрал ему надежных спутников.

— Это так? — не оборачиваясь, спросила императрица у Бенкендорфа. — Вы в них уверены?

— Да, — подтвердил министр госбезопасности. — И на всех почтовых станциях до Кенигсберга размещены мои люди. Виду не подадут, но присмотрят.

— А потом?

— Потом — в море.

— Дорогая, — я пытаюсь отвлечь супругу от грустных мыслей, — «Забияка» очень крепкий корабль и не боится штормов. А потом Нечихаев не даст Николая в обиду. Согласись, что наследнику престола полезно не только иметь собственное мнение, но и кое-какой жизненный опыт.

— Двоих война уже забрала…

Ответить нечего, разве что банальностью:

— Он мужчина, душа моя.

— Он маленький…

— Маленький мужчина. Тем слаще вкус победы.

— Солдаты чаще чувствуют вкус крови.

— Это тоже нужно. И поверь — война не покажется ему забавной игрушкой. Ох как не покажется!

Наполеон ждал. С недавних пор ожидание вошло в привычку, и доклад адъютанта об отсутствии новостей воспринимался без прежнего раздражения. Наоборот, стала появляться какая-то боязнь новостей, способных нарушить установившееся положение.

Вдруг император Павел Петрович откажется принимать капитуляцию? Ведь на вывешенные более месяца назад белые флаги до сих пор нет никакой реакции. Хотя есть одна — русские перестали беспокоить ночными налетами и обстрелами. Правда, дезертиров и разведчиков уничтожают сразу, не отличая первых от вторых. Еще регулярно пропадают фуражиры, отправленные на поиски съестного. Некоторые возвращаются — пустые и без оружия, но сытые и с сильным запахом местного хлебного вина. И они же вновь вызываются добровольцами в следующий поиск, чтобы опять вернуться ни с чем.

Почему молчит царь? Белые флаги видны издалека… Более того, русские точно знают о предложении Наполеона — не далее как третьего дня в деревню, занятую французским батальоном, въехал отряд из восьми казаков, и их командир с хорошим парижским произношением искал ткачей и литейных мастеров для работы где-то под Москвой. Увезли пятерых, а флаг забрали с собой на память.

Полковник Люмьер еще сокрушался, что не владеет нужным ремеслом, а бывшие портные в России спросом не пользуются. Причем сокрушался столь искренне, что не нашлось сил отдать приказ о расстреле мерзавца. О повешении, если быть точным, так как пороха давно нет.

Новости из Парижа тоже не приходят. Что там творится? Англичане предприняли высадку или по обыкновению своему предпочитают грозить с безопасного расстояния? Хотя момент самый удобный — французская армия застряла в заснеженных лесах, император отсутствует, флот скорее всего заперт в Тулоне и Бордо…