Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

— Не бывает мелочей? — переспросил Николай?

— Конечно. А победа, кстати, куется в тылу. На военном корабле за тыл принимаем все, что не стреляет в неприятеля. Вот скажи, смогли бы мы потопить два линейных корабля без превосходства в скорости и независимости от ветра?

— Нет, наверное.

— Так оно и есть — без паровой машины стали бы мишенью. Пусть и пребольно кусающейся, но мишенью. Значит, будем считать кочегаров и механиков участвующими в бою? Как и пожарные расчеты?

— Пожалуй, да…

— Вот! И поверь мне, казак, на суше примерно то же самое. Крестьянин, вырастивший поросенка, и заводчик, укупоривший в банку тушеную свинину, тоже внесли определенный вклад. На голодный желудок много не навоюешь, значит, каждое зернышко, выросшее на полях, — выпущенная по врагу пуля.

Зубков неуклонно подводил цесаревича к мысли, обозначенной в личном письме императора Павла Петровича. И, кажется, кое-что получилось.

— То есть простой мужик тоже воюет, даже оставаясь дома?

— Народ является инструментом, с помощью которого монарх строит государство. Почему бы не содержать его в исправности? Мы каждый день чистим и смазываем оружие, не так ли?

— Так это оружие! Хотя… — На лице Николая отразилось понимание. — Богатый крестьянин всегда грамотен, многодетен, здоров… Идеальный рекрут!

— Человек, которому есть что защищать, воюет лучше.

— А тот, кому есть что терять, хуже!

— Спорное утверждение, применимое для наступательной войны. Но, с другой стороны, пообещай человеку чуть больше, чем он имеет…

Цесаревич надолго задумался. Слова капитан-лейтенанта сходились с мнением отца в главном — невозможно построить сильное государство без увеличения благосостояния народа. Именно простого народа.

— Лишь бы не зажрались.

— А вот это уже забота императора — создать труднодостижимый идеал, который не позволит человеку останавливаться в развитии. Иных придется гнать к тому идеалу пинками, но тут уж частные случаи.

Появившийся на палубе механик приветливо кивнул Николаю, но так как как раз вытирал руки промасленной ветошью, от похлопывания по плечу воздержался.

— Философствуете? Хорошее дело. А я распорядился остановить машину для профилактики.

Действительно, дым из торчащей между мачтами трубы значительно посветлел, а рычащий и лязгающий в трюме механизм поутих и перестал сотрясать «Забияку». Неужто дальше под парусами? Красиво!

— Опять? — капитан-лейтенант недовольно поморщился.

— А что делать, Георгий Всеволодович? Это шведское старье давно пора пустить на переплавку, а мы на нем в море ходим. Я сколько раз подавал рапорт о замене машины на изделие Сормовского или Казанского заводов? Вот и пожинаем плоды экономии.

— За сколько времени управитесь?

— Если не будете стрелять из новой пушки, то к утру должны закончить.

— Лишь бы англичане позволили не стрелять.

— А вы постарайтесь, Георгий Всеволодович.

Механик ушел, а мысли Николая приняли другое направление. Пушки! Чудовище калибром восемь дюймов, при выстреле из которого фрегат осаживает назад даже на полном ходу и едва не проламывается специально укрепленная палуба. Она на «Забияке» одна такая, но, как говорят, скоро все корабли вооружат нарезными казнозарядными орудиями. Врут, наверное… Эту делали года два, вторую, что на «Баламуте», на пару месяцев быстрее, и при подобной производительности флоту остается лишь облизываться и ждать. Вот он, кстати, тот самый труднодостижимый идеал.

Зато как бьют, а? Английскому корыту одного попадания хватило! С десятого, правда, выстрела. Жалко, что штормом только двух противников принесло. Штормом?

При воспоминании о длившихся всю ночь мучениях организм великого князя содрогнулся. И ноги сами понесли его к борту, дабы там внимательно рассмотреть обшивку на предмет повреждений. Да, назовем это так — наследник престола даже блевать обязан с пользой для дела.

Зубков проводил убегающего Николая взглядом и подмигнул сидевшему на пустом ящике из-под ракет казаку:

— Вот так, Абрам Соломонович, и выходит дурь из юных романтиков.

Старший урядник Петров с сомнением покачал головой:

— В ем и дури-то нет, вся уже вышла. Я думал, помрет царевич ночью от морской болезни.

— От этого не помирают.

— Вот и не хочется, чтобы он первым стал. Победа мальчонке нужна, собственноручная. Тогда не только качка, и сам черт не страшен покажется.

— Где я ее возьму, ту победу?

— Море большое.

— И?

— И все! Что нам стоит самую малость к английским берегам прогуляться? Основные силы у них в проливе, а мы краешком… Мелочишку какую-нибудь заполюем…

— Мелочишку, говорите?

— Если другого ничего. В степи и жук — баба.

Николай сосредоточенно рассматривал волны за бортом и не обратил никакого внимания на команды капитан-лейтенанта Зубкова. Какое ему дело до румбов и нордов с вестами? Или норд-норд-вестами? Да без разницы…

Спустя два дня. Побережье Нормандии.

— И где этого Зубкова черти носят? — Капитан Нечихаев требовательно смотрел на Дениса Давыдова. — Все мыслимые сроки вышли, а Георгий Всеволодович до сих пор не соизволил заявиться. Опаздывает!

— Задерживается, — поправил Мишку Денис Васильевич. — Шторм, туман, неизбежные на море случайности, то да се…

— Не выгораживайте. За неделю досюда можно даже на веслах дойти, а у него машина.

— Появится, куда денется.

— Угу, а я пока буду минометы репой заряжать. Оружие массового поражения — англичане попросту умрут со смеху.

Для претензий капитана Нечихаева имелись веские основания — подходили к концу боеприпасы, а мины с новым веществом уже не оказывали прежнего воздействия на неприятеля. Нет, они все так же вызывали жуткий понос на две недели, но не возникала былая паника. Разобрались. Собаки…

Первое время противник пребывал в растерянности и, что самое главное, с большой охотой принялся уничтожать сам себя. Незаряженные отстреливали больных, дристуны более-менее успешно защищались, дезертиры воевали против первых и вторых… Сейчас тяжелее — начались массовые выздоровления. Мало того, излечившиеся приобрели стойкое безразличие к последующим обстрелам, и междоусобица окончательно сошла на нет. Плохо…

— Георгий Всеволодович обязательно придет! — Судя по тону, Давыдов пытался убедить в первую очередь себя.

— Да, а мы уподобимся тремстам спартанцам.

— На самом деле их не существовало, а басню про Фермопилы придумал Геродот. Или Гомер, точно не помню. Хотя, может быть, и Аристотель.

— Гомер жил раньше.

— Для вымышленных персонажей это несущественно. Вот я тоже пишу книгу о будущем.

— Дадите почитать?

— Ну, как сказать…