Александр Головчук - Почему и нет? Часть вторая

Все время рядом со мной старались находиться мои драгуны и Гаврила. Не всегда получалось по службе, да и я слегка бравировал до поры, но когда они рядом, мне как-то спокойней.

После того, как потерял коня, зарекся ездить один. Хорошо, что спешили меня рядом с нашими солдатами, а кабы нет...?

Что интересно, практически все порученцы стали выполнять приказы в составе небольшого отряда всадников в два-пять человек. Это было связанно с тем, что довольно многочисленные конные банды караджиев и татар шастали под самыми нашими порядками. Случалось, что эти сопровождающие прикрывали офицера, давая возможность выполнить приказ. Частенько своей жизнью платили...

Гибли и офицеры. Чаще чем я мог бы себе представить.

Мы всегда являлись лакомой добычей для башибузуков. Одинокий офицер - желанный трофей, так как за живого или мертвого бедолагу, попавшегося на аркан или под пулю, платили совсем неплохие деньги. Таким образом, турки стремились парализовать командование отряда. Порой это им удавалось.

Ну, это о печальном.

А хорошее - я возвращаюсь к Кутузову, срок исполнения моей командировки кончился. Теперь мне предстояла бумажная работа, с докладом командующему.

Ох-хо-хо... Как же я ее люблю... И не переложишь на другие плечи, все собственной ручкой, в смысле пером. Ну, своею рукою гусиным пером.

Положено так.

Правда, за эти полгода я здорово подтянулся во владении этом инструментом. Во-первых, бумажной работы в Русской армии всегда хватало для офицера - рапорты, приказы, сопроводительные и т.д. и т.п..

Во-вторых, я продолжал отчаянно плагиатить под своей фамилией и под парой псевдонимов, пересылая стихи своей эпохи в различные издания. А кроме того вел переписку с бароном Корфом, с Глебом и еще с несколькими, появившимися у меня здесь, друзьями. Ну, и в-третьих...

У меня самый настоящий почтовый роман. И для него совсем не нужен интернет. Бумага, перышко, чернила и много, много нежности. Пришлось подтянуть грамматику, чтобы перед своей женщиной не выглядеть неучем.

Анна Казимировна Сорокина, в девичестве Мирская, вдова русского офицера и внучка литвинского вельможи, почтила меня ответом на мое письмо.

Если честно, то это я ответил на ее послание. Мы, мужики, порою бываем отчаянными трусами, если вопрос касается настоящих чувств. Тут женщины куда решительнее нас. М-да...

Вот и я получил такую весточку в новогоднюю ночь. Как обухом по голове.

'Я Вам пишу - чего же боле...?', вы думаете, зря были написаны эти строки асом Пушкиным. В начале XIX века написать женщине первой не родственнику - это знаете ли. Ого-го...

В общем, я влип. Влип по полной и ни грамма не жалею. Та взаимная симпатия, возникшая между нами в мое краткосрочное посещение маетка Бражичи, и та страсть, которую я попытался задавить в зародыше не захотели быть забытыми. Не пожелали и все тут.

Я все понимал. Внучка одного из наиболее значимых вельмож Великой Литвы, которая к тому же обожглась на первом браке, не может быть партией простому и бедному русскому дворянину. Дед взял над ней весьма плотную опеку. Хоть род Горских и имеет весьма почтенные корни, но..., это как внучка Березовского и офицер пехоты Российской Армии. Не бывает...

А мне плевать. До получения в руки маленького листочка бумаги всего с одной строчкой текста я еще держался. А там - словно плотина рухнула...

Какие безумства я написал в своем первом послании Анне, я даже не припоминаю. Все как в тумане было. Я писал и писал, сажая кляксы и позабыв о фитах и ятях. Лист за листом. На бумагу выплескивались слова, которые я хранил глубоко в душе, чтобы никто... никогда... ни при каких...

Как сумел? - Не знаю.

Как посмел? - Не ведаю.

Но, на то и новогодняя ночь, что в нее возможны чудеса. Вот и я совершил маленькое чудо.

Когда кончилась бумага, а на столе лежала гора исписанных листов, я просто собрал их в кучу не перечитывая, запечатал, надписал адрес, кликнул хозяина дома, в котором проживал и отправил его на почту. А там уже и тройка запряженная стояла. И все...

Поздно стало, что-либо менять.

Месяц места себе не находил. Второй раз загнать чувство в подполье не выходило никак. Сопротивлялось с всею силой рвущейся весной из-под земли травы. Вроде и мягкая, а камни сдвигает и асфальт ломает.

Потом пришел ответ. Светлый, нежный и немного испуганный.

Оказалось, все то, что творилось со мной, было не безответно.

Вот такие пироги.

С тех пор и переписываемся. Аннушка, в одном из писем с легким юмором написала, что если буду хорошо себя вести, она даст мне перечитать мое первое к ней письмо.

Интересно, и чего такого я там написал? Ой, чувствую, доведется мне еще краснеть.

Ну, кажись, слегка отвлекся.

Генерал-лейтенант Засс мне передал пакет для командующего, поблагодарил за хорошую службу. Сказал, что порекомендует Михайлу Илларионовичу отметить меня как исполнительного и храброго офицера, о чем и сообщил в представлении от своего имени. Я поблагодарил, вскочил на Трофея и отправился в ставку.

Трофей - крупный серый конь ахалтекинских кровей.

Полукровка, по всей вероятности, поскольку при почти всех статях ахалтекинца несколько крупнее. В холке сантиметров на десять выше, ну и тяжелее, соответственно. Злющий зараза, но скакун - отменный и как боевой конь хорош. Из-под какого сипаха его взяли, не знаю, но мне коня презентовали мингрельские мушкетеры. Они и имя дали. Солдаты упорно именовали себя не пехотинцами, а мушкетерами. Классные ребята. А с Трофеем мы поладили. Оказалось, заговорить его на дружбу не труднее, чем Ворона, моего оставленного в Смоленске андалузца. Лошади очень четко улавливают нюансы настроения человека.

Трофей меня признал. Да и Грача, баловавшего красавца, тоже привечал, а остальным конь вольностей не позволял. Справный скакун.

- Турки. - Выдохнул Гаврила тихо.

- Клади коней. - Скомандовал я, также углядев группу всадников, выезжающих из-за деревьев впереди. К счастью они сейчас были к нам спиной. Едва ли успели нас заметить. Мы только из балочки выехали. Турок вообще-то угядели чудом. Из-за деревьев выехали и через сто метров в другую рощу ушли. Пара минут на виду всего.

Закрутив лошадей по-казачьи, мы уложили их на бок, укрывая в траве и низком кустарнике.

Сколько же их? Десятка три... Но уж больно скрытно идут. Ждем.

Вот еще пять человек. Зыркают по сторонам, назад оглядываются. Эти бы углядели, но мы уже травой скрыты. Ждем.

И еще... пять. Десяток выходит.

Эти - замыкающие. Наверное, и впереди есть не меньше, только мы не успели увидеть. Если есть тыловое охранение, то наверняка и в передовом дозоре не меньше.

А куда енто они намылились? Полусотня всадников, судя по лошадям и вооружению, очень непростых ребят. Похожи на тех, что нам на дороге попались, когда только в Валахию прибыли.