Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома

— Радо, Вылко! Летите скорее к своим телам. Сейчас дождь пойдет, у нас с Роксом крылья намокнут. А кровь я вам на лету заговорю, — чистым, звонким голосом проговорила белокрылая воительница.

Внизу на главной башне замка развевалось знамя Олега и Игоря: красное, с падающим вниз головой на добычу золотым соколом, похожим на сарматский трезубец Киевичей.

— Там, верно, думают, что над Любечем боги сражались, — сказал Радо.

— А нас, кроме разве что меня с Роксом да вилы, никто и не видел. Духов без их воли могут видеть только духи, — ответил Творимир.

Раскатисто прогремел весенний гром.

Волховная ладья плыла дальше на юг, к Киеву. В шатре отдыхали уцелевшие участники духовного боя. Вылко, развалившись, потягивал семендерское прямо из кувшина. Ему, похоже, духовный бой был не в новинку. Творимир, кашляя, пил горячий мед. Радо лежал на мягких шкурах. Незримые раны на груди и ногах все еще болели. Златовласая вила нежно глядела на него.

— Твой отец — боярин Радослав Громович из рода Укиль. Отец забрал тебя у меня — ему нужен был наследник. А потом Борис-богоотступник истребил весь ваш род. Я думала, и ты погиб. Только недавно Творимир отыскал тебя.

— Почему же вы сразу не сказали…

— Кому? Христианину и дружиннику Дира? — усмехнулся Хадобард. — Ты, поди, в монахи бы ушел — грехи предков замаливать.

— Да и я не хотела тебе сразу все открывать. Хотела, чтобы ты сначала юнаком [39] Юнак — герой (болг.). стал.

— Какой уж из меня юнак… Ни одного врага за это время сам не победил.

— Не прибедняйся, сын валькирии и потомок небесного воина, — хлопнул Радо по плечу Хадобард. — Если бы ты не сдержал Маркиана-змея, мы бы и все разом могли не одолеть лиходея с его бесовской ратью. И так трое наших погибли.

— А мы их и помянуть не можем, — с тихой грустью сказал волхв. — Над арбуем курган насыплют, жертвы приносить будут. Волхву всегда приносят, даже злому. Только он за ними уже не придет: нет больше арбуя Ахто и двух духов его ни на каком свете. Хороший он был кудесник, а вот воин неважный. Даже в этот раз лосиную шапку вместо орлиной надел — мне, мол, так привычнее.

В Угорском, к югу от Киева, стояли недалеко от берега две ладьи. На берегу два десятка дружинников, среди них Радо и Вылко, окружали Олега. Все напряженно молчали, словно охотники в засаде. Князь-воевода, сложив руки на груди, неотрывно смотрел в сторону города. Творимир вглядывался туда же иным — волшебным — зрением, и лицо его было тревожно. Только пятилетний Игорь беззаботно бегал по песку.

Киевских князей известили, будто бы их ждет с богатым товаром и важными вестями их родич, купец с севера, и не может сам прийти только из-за внезапной болезни. Родственники на севере у Аскольда и Дира действительно были. Дети наложницы-шведки, эти двое только с помощью Рюрика смогли оттеснить от княжеского стола других потомков Кия. Теперь главное было — выманить обоих князей из Киева. Тысяцкий Каницар готов был в любой миг пустить в город Олегову рать, большая часть которой укрылась в лесах к северу от города.

Наконец наверху застучали конские копыта, и с кручи стали не спеша спускаться окруженные дружинниками и варягами князья Руси. Их красивые лица, обрамленные белокурыми волосами, выглядели одинаково гордо и самоуверенно, словно никто в этом мире не мог сравниться с ними в могуществе и богатстве. На Аскольде был расшитый грифонами алый плащ из дорогой царьградской парчи, Дир щеголял кафтаном китайского шелка с вычурными серебряными застежками. Северные гости не должны были сомневаться в благополучии своих родичей-конунгов.

Вдруг резко хлопнуло полотнище. Улеб Каницарович развернул стяг с золотым соколом. Северяне расступились, и вперед вышел Олег, держа на левой руке Игоря и сжимая в правой варяжский меч.

— Хоскульд! Дир! Не забыли меня? Это я, Хельги Норвежец, чью усадьбу в Согни-фьорде вы сожгли, чью сестру Ефанду обесчестили. Теперь Ефанда — мать Ингвара Рориксона, конунга Гардарики, а я — великий ярл.

Аскольд снисходительно улыбнулся.

— Да, мы тогда были отчаянными молодцами. А теперь мы — конунги Русиланда и можем заплатить тебе любую виру.

— Хотя, по правде сказать, ты всем обязан нам. Если бы мы не разорили твое гнездо, ты бы не пошел в дружину Рорика и не стал братом королевы и ярлом, — рассмеялся Дир.

В словах братьев не было и тени издевки. Сильные сами устанавливают себе законы — вот что вынесли они из викингских походов.

А Олег заговорил уже по-славянски. Слова, годами выношенные в душе, падали, словно удары молота.

— Вы не князья, и не рода княжьего. Это я — княжьего рода. А вот — Рюриков сын!

Серыми молниями сверкнули клинки Вылко и Радо, и два последних Киевича пали мертвыми на белый прибрежный песок. А из ладей уже выскакивали с мечами наголо словене, чудины, варяги… Из киевлян первым опомнился дородный седобородый боярин Житомир.

— Русичи! Отомстим за наших князей! Не пойдем под чухну белоглазую! Смерть Рюрикову ублюдку! Киевская дружина ощетинилась мечами. Вдруг из ее рядов вышел Милонег и стал лицом к своим, широко разведя руки.

— Стойте! На кого мечи подняли? Это же наш Радо. Дир его за правду из дружины выгнал. А вот Творимир, праведнее его в Киеве нет. От кого это Русь защищать — от таких же славян, как сами?

Один за другим дружинники вкладывали мечи в ножны. Житомир обернулся к варягам.

— Сыны Одина! Помните присягу! Но Скегги Задира уже ревел медведем:

— Что?! Умирать за двух дураков, да еще дохлых? Ноги нам пора уносить из этого Киева, пока горожане нас не разорвали!

Горечь и презрение исказили лицо боярина.

— Кончилась Русь! Некому ее оборонить. Не осталось в русичах благородной сарматской крови, одна рабья, славянская. И вера Христова вам на пользу не пошла. Так будьте же рабами язычникам, чухонцам, варягам! Только на это вы и годны!

— Ты бы про свой сарматский род вспомнил, когда чужую веру принимал, — сурово сказал Олег. — А теперь иди прочь от народа, который поносил. Иди в чащи, в трясины и молись там хоть Христу, хоть черту болотному!

Громкий стук копыт заставил всех обернуться в сторону города. Вдоль берега, отчаянно нахлестывая коней, скакали Михаил с Ильясом-сарацином. Владыка, в одной лишь забрызганной грязью рясе, со всклокоченными, разметавшимися волосами, походил на демона, вырвавшегося из ада. Соскочив с коня и увидев трупы князей, он поднял обеими руками панагию и громко возгласил:

— Грешники! Сыны погибели! Сейчас вы узнаете, что значит посягать на данных Христом благоверных князей… Бог явит ныне великое и грозное чудо…

— …Избавит людей от тебя, беса в людском обличье. — Радо шагнул вперед с Творимировой секирой в руке. — Я, боярин Радо Громович из рода Укиль, мщу тебе по правде за род свой.