Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

Вскоре машины, взревев двигателями и выплюнув выхлопные газы, тронулись в путь.

Расположенная неподалёку от давно заброшенного свинокомплекса деревня опустела и захирела ещё в мирные годы. Однако с началом неспокойных времён сюда потянулись городские, чтобы хоть как-то прокормиться на земле.

А потом тут же устроили палаточны й лагерь для поваливших из Красноярска беженцев. Заброшенный прежде район ожил, преобразился, подчиняясь жёстким условиям и непростому быту грозного времени.

Повсюду были военные, располагались блокпосты, вынесенные за периметр лагеря на различное удаление от него. Построены оборонительные сооружения, введена пропускная система.

Тут же находились основные подразделения тыловиков, обеспечивающих военных и гражданских питанием и всем прочим, без чего невозможна не только война, но и вообще деятельность армии.

Обустроились социальные и прочие службы, отвечающие за размещение большого скопления народа, его учёта, недопущения чрезвычайных ситуаций даже в условиях войны.

Функционировали несколько школ для детей различного возраста.

Некоторые родители, чьё вероисповедание зачастую различалось кардинально, просили власти о предоставлении возможности раздельного обучения.

Для властей это был неразрешимый вопрос, его и в мирное время никак не решали, не занимались им и сейчас в отличие от других проблем не менее сложных.

Работала поликлиника по профилактике заболеваний и оказанию первой медицинской помощи. Из неё серьёзно заболевших направляли в госпиталь.

При этом мусульмане по понятным причинам категорически отказывались от лечения в бывшем свинокомплексе. Это тоже доставляло властям немалую головную боль.

По специальному графику всех обслуживала одна большая баня, собранная из нескольких армейских палаток, утеплённая. Воду качали из скважины, грели теплом от печек, стоки отводили в овраг.

Представители от духовенства всякий раз в свой график осуществляли необходимые процедуры и лишь тогда верующие различных конфессий позволяли себе мыться после «неверных» и прочих «грешников». Поэтому остро стоял вопрос об организации раздельной помывки верующих.

К небольшому успокоению властей, проблему с местами для моления кое-как удалось снять, устроив их в деревенских домах, но и там места всем желающим конечно же не хватало.

Беженцы старались расселяться по национальному признаку. И здесь властям пришлось регулировать эту непростую проблему.

Также раздельно верующие хоронили в заброшенном поле умерших в палаточном лагере и в госпитале.

Беженцы выживали в условиях, о каких мало или совсем не показывают в кино про войну, и изредка пишут в книгах. Это никому не интересно, уныло и вызывает дискомфорт от чужих проблем, страданий, боли и крови…

Те, для кого снимались такие фильмы и писались книги, вдруг полной ложкой хлебнули прогорклый вкус войны, пропитались страхом за свою жизнь и за жизни близких, столкнулись с почти непреодолимым бардаком и хаосом, несмотря на титанические усилия ответственных за недопущение подобного.

Личная война каждого беженца оказалась совсем не такой, как её привыкли воспринимать в удобных креслах кинотеатров под попкорн, бухающие динамики и спецэффекты, или дома с очередным томиком, где лихие приключения главных героев будоражили воображение.

На деле всё оказалось куда как скучнее, больнее и вместе с тем страшнее.

На деле люди переживали потерю близких, страдали от плохого питания, от скученности палаточного сосуществования, от бесконечных нервных срывов и постоянных скандалов с часто неадекватными соседями.

Проблем больших и малых было столько, что, казалось, нет им конца. Какой вопрос ни затронь, он являлся проблемным, начиная с самого элементарного, о чём говорить как-то не принято, но без чего невозможно существование людей, особенно при большом скоплении.

Имелась проблема с отправлением естественных надобностей. Уборных в виде дощатых домиков вроде бы наставили в каждом секторе по неск олько штук, но очереди к ним всё равно не иссякали.

Существовала проблема краж личного имущества. В огромном многотысячном лагере спрятать украденные шмотки не так уж и сложно. Не станешь же в каждой палатке искать. Это абсолютно нереально.

Была проблема с организацией питания. К полевым кухням в секторах выстраивались вовсе уж безнадёжные очереди. Поэтому частью продукты выдавали на руки, но и со своевременным получением тоже имелась проблема, как и с готовкой, а также с постоянным беспокойством, как бы кто не украл. Случалось и такое. Тогда начинался сущий бедлам: шумно, с руганью, с матерщиной выясняли, кто, когда и где был, да у кого сколько было картошки и крупы. Всякий раз такие разборки заканчивались драками…

Многие ломались, срывались в истерику. Это стало ещё одной серьёзной проблемой для властей, поскольку беженцами были в основном женщины. Они плакали, требовали, выставляли перед собой зарёванных детей, вымали вая едва ли не на коленях нормальную жизнь хотя бы для них.

А где властям взять эту нормальную жизнь?!

Иные, отчаявшись, грозились самоубийством и нередко действительно совершали акты суицида. Не всех удавалось спасти. Зачастую всё оканчивалось летальным исходом.

Власти как могли, гасили эту истерию. Но как повлиять на эмоциональных от природы женщин, оказавшихся без поддержки мужчин?

«Почему наших мужей заставляют защищать город от своих же войск?! Как до такого вообще могло дойти?!» — с болью и слезами вопрошали они.

Никто не мог ответить на этот вопрос…

Мысли о том, что муж, отец, сын, брат может быть ранен или вообще убит, сводили женщин с ума. Отсутствие информации о близких делали жизнь беженцев просто невыносимой.

Совершенно неожиданно для себя власти обнаружили в лагере такое явление, как *censored*ция. Некоторые представительни цы слабого пола вступали в связь с военными. И с этим ничего не могли поделать. Как и с нередкими разборками незамужних и даже замужних женщин, не поделивших солдат и офицеров, не всегда, кстати, свободных от уз брака.

Пары, вступавшие в постоянное сожительство, требовали условий для отдельного проживания. Таковых предоставить им не могли, поэтому «новые ячейки общества» самовольно пытались отгородить досками, фанерой и прочими доступными материалами углы в палатках, что зачастую не нравилось остальным, поскольку в каждой палатке и так были лабиринты из простыней и прочих завес, отгораживающих от чужих глаз скудные метры.

Тяжело было с женщинами. К каждой психолога не приставишь. Жилеток не хватит, чтобы всем дать возможность выплакаться. Не расстреливать же их за подрыв стойкости и самосознания других, кому приходилось не слаще.