Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

И всё же, если подумать, какая-то неведомая сила и в самом деле бережёт меня. В каких только переделках я не бывал, иной раз даже покруче чем на войне! Вспомнить хотя бы перестрелку почти в упор при захвате профилактория, потоп в камере. Поневоле задумаешься не о банальном везении, а о чём-то более серьёзном…

Но зачем этой неведомой силе такой грешник как я? Почему другие, нагрешившие в разы меньше, гибли вокруг меня, а я оставался невредим? Вот только зубы выбили. Но даже и в этом, судя по всему, есть некое предначертание. Иначе не пошло бы воспаление, не попал бы я к отцу Николаю, и он не зажёг бы в душе моей крохотный огонёк надежды на спасение. Ведь даже душегуб на кресте получил от Иисуса отпущение грехов своих…

Н-да! Недаром говорят: атеистов в окопах не бывает».

С этими мыслями Фёдор с трудом брёл по полю, проваливаясь выше колена в снег, а в иных местах наоборот легко преодолевал несколько метров по насту и снова проваливался неожиданно.

Он прошёл эти нелёгкие несколько километров, с каждым шагом чувствуя, как приближается противоположная стена смешанного леса.

Звёзды и луна уже поблекли, а чёрное небо начало сереть. По ощущениям было часов семь или чуть более. Самое время, чтобы проснуться и собираться на работу… тьфу ты! Воевать…

Фёдор вновь осознал, что мысли его вовсе не о войне. Вот и сейчас ему припомнилась довоенная жизнь, когда в рабочие дни в это время уже горел свет в окнах, улицы заполнялись людьми, проезжал набитый пассажирами общественный транспорт, перед красными сигналами светофоров выстраивались пока ещё в короткие колонны первые сочленения огромной общегородской автомобильной пробки…

Никто ведь и не предполагал тогда, что скоро всё изменится страшно и кроваво. Люди строили ближайшие и отдалённые планы на жизнь, ещё не зная, что многим и многим этой жизни отпущено совсем чуть-чуть…

До кромки леса оставалось от силы метров семьдесят. Снег уже не был таким глубоким, идти стало легче. Резкий как выстрел окрик — стой! — заставил Фёдора вздрогнуть и рухнуть в снег.

«Свои или фйдеры? — подумал он, чувствуя как бешено колотится сердце. — Здесь уже свои должны быть. Но и они могут пристрелить запросто…»

— Пароль!

— Не знаю я пароля! — крикнул Трошин.

И тут же короткая автоматная очередь взметнула перед ним высокие фонтанчики снежной пыли, а в тело отдался отзвук вгрызшихся в мёрзлую землю пуль, ударивших сильно, отчего стало ещё страшнее — ведь они с точно такой же силой могли ударить в живое…

— Не стреляйте!!! — заорал Фёдор.

— Я тебя, падлу, давно засёк! Ты с той стороны топаешь, фйдер грёбаный!

«Свои!..» — с отчаянной радостью подумал Трошин.

— Не фйдер я! Третья рота второй батальон Сибирский Добровольческий полк!

— Не свисти! От третьей роты никого почти не осталось: все легли пару недель назад!

«Разговорчивый какой… — подумал Фёдор. — Ну, тем лучше».

— Я из этой роты! Командир — старший лейтенант Алябьев, погиб в том бою. Комбат — майор Пискарёв.

Со стороны часового повисло продолжительное молчание. Наконец, он подал голос:

— А чё ты всё это время у фйдеров делал, а?

— Ранен я был! В церкви меня выходили!

Часовому Трошин не собирался рассказывать, как и почему оказался в плену. Особистам объяснить придётся. Зубы-то ему не ветром вышибло. Хотя им тоже можно сказать правду, но не всю. Да, ударили прикладом, добивать не ста ли. Почему? А я знаю? Мне что, надо было попросить, чтоб добили?.. А дальше опять чистая правда: пошло воспаление, но сумел выйти к церкви. Там спасли.

Сейчас не сорок первый Великой Отечественной. За одно лишь подозрение в предательстве расстреливать не станут.

— Ну, так чё, я встаю? Не станешь стрелять? — крикнул Фёдор.

— Полежи пока. Щас начкар придёт, пусть он решает. Фамилия как твоя?

— Трошин! А тебе зачем?

— Начальник караула как раз из третьей роты.

— А как фамилия?

— Чё тебе ещё рассказать? — язвительно поинтересовался часовой.

— Да ладно, чё ты! — отозвался Фёдор. — Говорю же, я тоже из третьей роты!

— Ну, Ильин! — после некоторого молчания отозвался разговорчивый военный.

— Знаю! Лейтенант Ильин, командир второго взвода. Я в первом был. У меня командиром был лейтенант Киреев. Тоже погиб в том бою.

— А чё ты так шепелявишь?

«Вот *censored*!» — без особой злости подумал Трошин.

— Ладно, вставай. Иди сюда. Автомат в вытянутых руках за ремень держи.

«Обошлось…» — облегчённо подумал Фёдор, поднимаясь.

Подойти близко часовой не разрешил — посадил Трошина на снег метрах в десяти от себя. Автомат заставил отбросить в сторону, руки держать на виду.

Фёдор беспрекословно подчинился.

Вскоре появился запыхавшийся начальник караула в сопровождении двух бойцов.

— Почему стрелял?! — сходу выпалил он.

— А вон, — солдат кивнул в сторону Фёдора.

Начкар развернулся.

— Трошин? — удивлённо переспросил он.

— Так точно, товарищ лейтенант. Я.

— Откуда ты? — продолжал удивляться Ильин.

— Ранен был, вон, прикладом зубы все высадили, — Фёдор оскалился, — воспаление пошло…

— Ага, приклад с мылом помыть забыли, — съехидничал часовой.

Трошин, не обращая внимания на колкую реплику, продолжил:

— Добивать не стали. Ну, я, в общем-то, и не возражал. Наверное, федеры подумали, что убили меня… Когда очнулся, чувствую,*censored*ово мне. Сумел выйти к церкви. Она там, в лесу через поле…

Офицер кивнул. Знаю, мол.

Воодушевлённый Трошин говорил дальше:

— Выходили меня. Как оклемался более-менее, сразу сюда.

Офицер подошёл вплотную, протянул руку Трошину, продолжавшему сидеть на снегу.

Фёдор протянул свою, чувствуя, как начкар помогает ему подняться. И уж совсем удивился, когда лейтенант заключил его в объятия. Чего-чего, а такого тёплого приёма Трошин не ожидал. Это настолько тронуло его, привыкшег о к чужой и собственной подлости, что невольные слёзы выступили на глазах.

Вопреки многим лживым современным книгам и фильмам, где в погоне за дешёвой сенсацией очерняется вся Великая Отечественная война, особый отдел, куда угодил Трошин, ничем не походил на выдуманные горе-писаками, сценаристами и режиссёрами якобы тогдашние особые отделы из военного прошлого — гротескно жестокие и несправедливые ко всем поголовно, попавшим в переплёт. Здесь не пытали, не били и даже не орали. Просто документально оформили показания и отправили в госпиталь.

Не веря, что так легко отделался, радостный Трошин на попутках добирался до военно-полевого госпиталя, то и дело предъявляя патрулям сопроводительные документы: не дезертир, мол, всё в порядке.

Фёдору удалили осколки зубов и начали готовить к протезированию. Сразу предупредили, чтоб не рассчитывал на что-то особенное, поэтому установят «мост». Никаких дорогих имплантов не будет. Времена не те.