Дмитрий Шидловский - Самозванцы

– А тебе эта задача кажется невыполнимой?

– Как минимум непростой. Я сейчас очень много общаюсь с офицерами. Штабными, полевыми, несущими службу в столице и прибывшими с периферии. Все они буквально бредят войной. Армия желает смыть с себя позор неудачной японской кампании. Это касается всех, от прапорщиков до генералов. Когда вся армия рвется в бой, остановить ее не так просто. Большинство офицеров Генштаба считают, что в случае победы над Германией, Австрией и Турцией Россия может усилить свое влияние на Балканах и получить контроль над Босфором и Дарданеллами. Кроме того, монархисты считают, что война позволит укрепиться самодержавию, а либералы – что она продемонстрирует преимущества конституционного строя. Буквально все общество за войну.

– И революционеры в том числе, – поддержал его Чигирев. – Эта публика только и мечтает о войне, поскольку надеется, что война приведет к революции. Да и остальное похоже на правду. По крайней мере то, что я узнал сегодня, подтверждает твои слова.

– А что ты узнал? – насторожился Крапивин.

– Я получил подтверждение, что существует влиятельная партия войны в самом семействе Романовых.

– От кого?

– От Распутина, – чуть помедлив, ответил Чигирев.

– Значит, ты связался с Гришкой, – фыркнул Крапивин.

– А что в этом плохого?

– Вот как раз об этом я и хотел с тобой говорить.

– О Распутине?

– Да. Знаешь, я недолго здесь, но уже понял, что Распутин чрезвычайно дискредитирует царскую семью. Его имя на устах буквально всех офицеров и даже низших чинов. Если это не прекратить, то императорская семья окончательно потеряет авторитет и в армии, и в обществе. Это уже начало революции.

– И что ты хочешь?

– Убить Распутина. И немедленно. Пока не поздно.

Чигирев похолодел:

– Его неплохо охраняют.

– Да что ты говоришь? – Крапивин иронично посмотрел на собеседника. – Три филера – это, конечно, серьезный эскорт.

Чигирев осекся. Действительно, предположить, что для подполковника спецназа, который двадцать лет посвятил разведке, диверсиям и покушениям, три филера начала двадцатого века представят серьезное препятствие, было, мягко говоря, опрометчиво.

– Пожалуйста, не убивай его, – попросил историк.

– С какой стати?

– Это наш единственный шанс предотвратить войну.

– Почему?

– Единственная придворная партия, которая выступает против войны, – это партия императрицы. Она немка. Конфликт России с Германией чрезвычайно невыгоден ей. Кроме того, она интуитивно чувствует угрозу престолу, которую несет предстоящая война. Распутин – очень сильная карта в придворном пасьянсе. Вместе с императрицей они могут убедить Николая Второго не вступать в войну.

– Логика здесь есть, – недовольно поморщился Крапивин, – Хотя очень хочется шлепнуть этого шарлатана. Послушай, а нельзя ли изменить политику?

– Что ты имеешь в виду?

– До начала войны еще полтора года. Если Россия вступит в союз с Германией? Подумай, ведь в нашем мире Германия наступала первые полтора года войны и выдохлась лишь к шестнадцатому году. А ведь она сражалась на два фронта. Представь теперь, что было бы, если бы Россия подпитывала ее своими ресурсами и не оттягивала части на восточном фронте! Париж и Лондон пали бы за год‑полтора. Мы могли бы выйти к Индийскому океану и получить английские колонии. Чем не компенсация проливов? Армия получила бы победу. Общество бы консолидировалось. Революцию можно было бы отсрочить минимум на десять лет и за это время провести нужные реформы.

– Красиво говоришь, – усмехнулся Чигирев. – Может, оно было бы и лучше. Тебя, кстати, не волнует судьба Англии и Франции под немецкой оккупацией?

– Плевал я на них! – отмахнулся Крапивин. – Меня Россия интересует. Кстати, если бы Германия не проиграла в Первой мировой войне, глядишь, нацисты там к власти не пришли бы.

– Складно. Только не выйдет ничего.

– Думаешь, опоздали?

– Да. И как минимум лет на пятьдесят. Россия давно уже хочет объединить под своим скипетром все славянские народы. На это нацелена вся политика на Балканах. И Австрия хочет прибрать Балканы, А Австрия – ближайший и естественный союзник Германии. Спор зашел уже так далеко, что вряд ли в обозримом будущем Россия сможет стать другом Австрии, а значит, и союзником Германии.

– Жаль, – вздохнул Крапивин. – А могло бы получится недурно. По крайней мере и у нас, и в Берлине сохранились бы монархии…

Крапивин осекся. Чигирев проследил за его взглядом и увидел, что на пороге гостиной стоял Янек.

– Здравствуйте, – сказал мальчик.

– Здоров, – ответил ему Крапивин.

– Ты почему так поздно? – насупился Чигирев.

– Латынью занимался, – буркнул Янек. – У меня, кстати, четыре. Так что, с вашего позволения, я завтра у дяди Вадима в тире.

– Покажи дневник, – потребовал Крапивин.

Янек достал из портфеля дневник и, подойдя, протянул его штабс‑капитану. Однако тот неожиданно перехватил его руку и, молниеносно подставив подножку, бросил парня на ковер.

– Вы что?! – тут же вскочил Янек.

– Это тебе наука, не зевай, – усмехнулся Крапивин. – Опасный противник о своих намерениях никогда не предупреждает, запомни это. Ладно, верю, что у тебя четверка. Завтра в тир приходи.

– Иди пока в столовую, Янек, – сказал Чигирев. – Мы скоро придем.

Когда Янек вышел, Чигирев повернулся к Крапивину:

– Ужинать будешь?

– Нет, мне пора, – отозвался штабс‑капитан. – А за парнем присмотри. Что‑то у него глаза больно бегают.

– О чем ты?

– Да так. Не верю я, что он латынью занимается. Внимательнее будь. Горяч он. А настоящая опасность никогда не видна. Это и тебе запомнить не мешает.

Эхо выстрелов стихло под сводами тира.

– Сносно, – одобрил Крапивин. – Технику ты вполне освоил. Только что‑то ты сегодня очень напряжен. Выбрось все мысли из головы. Без этого меткой стрельбы не будет.

– Да, ты прав, – согласился Чигирев. – Семейные проблемы, знаешь ли.

– Большие детки – большие бедки, – усмехнулся Крапивин. – Оно и понятно.

– Вроде того. С сыном никак контакт наладить не могу. Полтора года уж вместе, а он все волком смотрит. По сути, только день, когда мы познакомились, был нормальным. Потом пошли проблемы.

– А мне твой парень нравится. Боевой такой. Да и со стрельбой и рукопашным боем большие успехи делает. Хотя, конечно, в шестнадцать лет каждый думает: «Как это у таких бездарных родителей мог появиться такой талантливый ребенок, как я?» Так что тебе могу только посочувствовать.

– И это тоже. Хотя, знаешь, я слишком многое упустил. Все политикой занимался, смуту прекращал. А собственного сына в чужие руки на воспитание отдал.