Андрей Дай - Без Поводыря

Конечно же, на первом месте — Западносибирская Железная дорога. Мне принадлежало всего пять процентов ее акций, но оценивались они уже сейчас в шесть с четвертью миллиона рублей. За прошедший с момента получения Высочайшего дозволения год, только государственными гарантиями, только–только начавшая строиться дорога принесла мне двести тысяч прибыли.

Тут нужно уточнить, что всего на тот день, на моих счетах в нескольких банках хранилось четыре миллиона, сто двадцать пять тысяч рублей серебром. Часть, сто одиннадцать тысяч — в английских фунтах имени Стерлинга, порядка двух сотен тысяч прусских талеров, и совсем немного — тысяч четыреста — в дешевых французских франках; отец продал таки европейцам лицензии на мои «изобретения». Это к тому, что даже без подсчета остальных моих паев и долей, я уже мог похвастаться десятимиллионным капиталом.

На втором месте — Томский торгово–промышленный банк, поскольку являлся счастливым обладателем трети его паев. В середине лета Гинтар созывал собрание акционеров, на котором было решено годовую прибыль владельцам вовсе не распределять, а, так сказать, присовокупить к учредительным взносам, увеличив, таким образом уставной капитал финансового института в итоге до двух миллионов. И можно было бы сказать, что принадлежащая мне часть оценивается в шестьсот с хвостиком тысяч, только это была бы не совсем правда. Вернее — совсем не правда, потому как банку полностью принадлежал «Томский железный завод», который сам по себе стоил еще не менее четырех с половиной миллионов. Это, если считать в совокупности с железорудными шахтами, конечно. Вот и выходит, что моя доля в ТТПБ превышает два миллиона рублей.

За почетное третье место борются сразу два предприятия — «Томскуголь» и «Торговый дом братьев Гилевых». И там и там моя доля — примерно по триста тысяч. Отцовский заводик канцтоваров тоже оказался неожиданно прибыльным, но там, все‑таки, лично мне принадлежащая часть — всего двести пятьдесят.

Сто тридцать тысяч — из приисков Цыбульского. Он недавно в банк за кредитом обратился, и его золотодобывающие предприятия «потянули» ровно на миллион. А мне, как я уже говорил, принадлежит тринадцать процентов…

Новостью было, что на четвертое место, обогнав Черемошнинский речной порт — девяносто тысяч, вышли стеклодувные заводы Исаева. Я, честно говоря, и думать забыл, что вообще туда вкладывал. А скрупулезный Гинтар — он не помнил, он записывал. Сто десять тысяч, и неплохие перспективы роста!

Есть и другие источники прибыли, о которых мой старый слуга и не догадывался, или оценить которые затруднялся. К первым я отношу наш с Васькой Гилевым браконьерский серебряный рудник в Чуйской степи, а ко вторым — недавно организованное с Мишей Сидоровым морское пароходство для освоения северного морского пути. По полмиллиона каждый мы туда вложить вложили, а вот что из этого получится — одному Господу Богу тогда ведомо было. Мы конечно амбициозных планов по проводке караванов из Санкт–Петербурга во Владивосток не ставили. До Обской Губы бы пробиться — и то ладно. Хоть бы пару кораблей до Самарово довести! Расчеты показывали, что прямые продажи хлеба и графита в Англию, могут принести чуть ли не стопроцентную прибыль перевозчикам. И тогда вложенные деньги тут же удвоятся… Или попросту «сгорят», если пройти в Обь не получится.

Невозможно пока оценить и мое участие в Озерном серебряном руднике. По бумагам, моих там аж десять процентов. Горные инженеры осторожничают. Говорят, что общая годовая прибыль рудника может достигать и миллиона рублей. Но ведь эти же самые слова еще и означают — что могут и не достигать! Да и когда там еще серьезные разработки начнутся. Нынешним летом туда только изыскатели работать уехали. Ну и еще полста семей казаков на поселение. На будущий год, постановлением наместника Западной Сибири, по Чуйскому тракту начнем строить почтовые станции с пересыльными отделениями. А в Кош–Агаче — каторжную тюрьму. Нет, ну правда! Не казаков же посылать руду в сумрачных дырах в горе вырубать!

Да и не станут они. Ни за какие деньги. Им там, на юге Алтая и без этого работы хватает. Новый, совсем недавно занявший архиерейскую кафедру, епископ Алексей, уже и жаловаться приходил. Говорит, из Алтайской православной миссии доносят — обижают казачки инородцев. Пастбища без спросу занимают, родники и колодцы копают. По теленгитским традициям, места для выпаса животных уже чуть не сотни лет между семьями поделены, а землю лопатами ковырять и вовсе — грех великий.

Только причем тут православные, верующие в Христа–Спасителя, казаки? Я так этому, кстати, весьма энергичному и понятливому, владыке Алексею и объяснил. Мол, на наших‑то людей, почему их дикие, инородческие традиции должны распространяться? Мы пришли их к цивилизации приобщать, а не им, чумазым, уподобляться. Тем же, кому наши правила не по нраву — граница рядом. Никого насильно удерживать не станем…

Чуть–чуть, было моего интереса в Каинске у Ерофеевых. Немного вложено в новый, еще только строящийся Механический завод. Приготовлены деньги для Коксохимического, но эту часть собственности Гинтар сразу посчитал. В общем, худо–бедно, сорока пяти тысяч до четырнадцати миллионов не хватило. Но именно эту цифру господин Мартинс объявлять Наденьке Якобсон, когда мы с ней, спустя два дня, явились в его кабинет, не стал. Ограничился — двенадцатью с небольшим миллионами. Чтоб поразить девушку до глубины ее бухгалтерской души, этого хватило с избытком.

Много позже, мне случайно попалось на глаза письмо, которое невеста отправила, так сказать — по результатам разведки, отцу, и которое, не застав адресата на тракте, вернулось к отправителю. «Кстати, дела его вовсе не так расстроены, как это показалось мне поначалу, — писала она. — Совершено уже ясно, что капитал его простирается далеко за десять миллионов. Точнее и сказать нельзя, ибо вы не поверите, но тут, в этой Сибири, все, кажется, друг другу должны, и порядок ведения дел разительно отличается от порядка ведения их в Петербурге и Европе. Признаюсь, я еще не вникла во все тонкости, но Ваша дочь всегда была прилежной ученицей, так что выучит и этот урок. К тому же, если будет нужда, он легко сможет вывести изрядную часть своих actif, и вовсе не будет разорен — тем паче, что часть дел он оформлял на своих homme de confiance., таких как monsieur Gintar (я писала Вам о нем прошлый раз). К тому же благорасположение их Величеств и Их Высочеств тому способствуют. А Герман, кажется, все теплее и теплее относится ко мне с каждым днем, и, думаю Вы были правы говоря, что он вполне способен меня если и не полюбить, так хотя бы ко мне привыкнуть. Я тоже этого из всех своих сил желаю, и, кажется, желание мое недалеко от свершения. Он, кстати, меня порой изрядно удивляет — я, право, недооценивала ранее кругозор моего милого Германа. Хотя, конечно, mon promis продолжает скрытничать, и не выдает некоторых секретов. Я его, впрочем, за то не виню — он намекал, что некоторые тайны ему не принадлежат, и он не может делиться ими ни со мной, ни с Их высочествами. Знаете, mon bon papa, это не только придет ему в моих глазах некую вуаль таинственности, но и характеризует его как человека умного и склонного держать свои обещания во всем».