Михаил Фёдоров - Пиар по-старорусски

Птица высадила седоков рядом с терпеливо дожидавшейся их Савраской и без сил повалилась на траву. Простомир велел Кире достать из поклажи овса и сварить для уставшей птички кашу. Варево обильно приправили постным маслом. Рух съела всё, что сварил Киря, и стала понемногу приходить в себя. Посмотрела на людей строго:

– А ведь не той пищей вы меня кормили, не той!

– То есть как…

– То есть так, что сначала мясом кормили. Ничего плохого не скажу, нормальное мясо было. А под конец пути какой-то дрянью. Бумагой, что ли, в которую когда-то жаркое заворачивали? Теперь точно изжога пару дней будет мучить.

Простомир и Киря пристыженно молчали.

– Но за что я вас хвалю, так за то, что легенде следовали верно. Сильно хвалю. Что, обратно мясо приставить надо?

– О чём ты? – удивился Простомир.

– Как о чём? В легенде чётко сказано: как поднимаю я путешественников из Прорвы на белый свет, кормят они меня мясом, а как мяса не хватает, отрезают от себя куски и мне дают, чтобы долетела я до поверхности. Эту легенду все наши хорошо знают. А я вот учуяла, что последние две порции мяса были не такие, как начальные. Сначала ведь вы меня коровьим мясом кормили, а потом – другим. Значит, человечиной. Я этот вкус хорошо знаю.

Простомир подошёл к груде пустых банок и выбрал из неё две последние:

– Вот, смотри. Свинина это была. А вот насчёт того, что ты вкус человечины знаешь, я с тебя спрошу. Чем ты во время, свободное от выполнения обета, занимаешься!

Он вдруг как-то сразу изменился, пострашнел. Глаза загорелись фанатичным блеском, голос зазвенел сталью:

– А ну! Смотреть в глаза! Отвечать быстро, кратко и честно! И по существу! А не то! В лагерную пыль! Сотру!

– Опаньки, – испугалась птица, – как это я оплошала! Простомир, клянусь, я ни при чём. Это было всего лишь предположение!

Простомир, взяв себя в руки, решил не раздувать ссору. Птичка ещё может пригодиться. Мало ли, кто кого ест. Вон, Баба-яга, тоже, говорят… Однако очень даже нужная дама… порой бывает. Поэтому он лишь сказал как ни в чём не бывало:

– Да? Хорошо. Ты это… смотри у меня.

– Ну ладно, я, может, пойду? – робко спросила птица.

– Иди, иди…

Но птица не уходила, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, что тебе ещё?

– Да это… Я вроде как насчёт обета узнать.

– Что узнать?

– Да насчёт обета, – мямлила птица Рух.

– Ах да. Ты же последнее задание выполнила. Хорошо!

Простомир поднялся и с размаху треснул посохом птицу по голове:

– Отныне ты свободна. Лети отсель, глаза б мои тебя не видели.

«У него чуть что – сразу посохом по голове, – подумал Киря, – хорошо, меня лишь по спине дубасит, а то б я давно уже с ума спрыгнул».

Простомир на такие мысли лишь зыркнул на него глазами, но ничего не сказал.

Птица Рух с места взмыла вверх и улетела куда-то по своим птичьим делам, а Простомир и Киря стали собираться в дорогу. Навьючили Савраску, закопали банки из-под тушёнки и пакеты от чипсов и двинулись в путь.

Обратное путешествие было недолгим. Сработал то ли третий закон путешественников, согласно которому возвращаться всегда быстрее, чем уходить, то ли заклинание Простомира. Но вскоре они уже входили в новоградские ворота. Когда подошли к терему Докуки, кто-то как раз закрывал ворота. Киря подбежал и стал колотить. За воротами замешкались и из-за створки показалась недоумённая физиономия Феди Пасть Порву:

– А вы чего это всё никак не уходите?

Простомир победно взглянул на Кирю: мол, я же тебе говорил, что особое заклинание читал! А Феде ответил:

– Да всё уже. Вернулись мы. Три дня нас не было.

Федя удивлённо выпучил глаза, но ничего не сказал – привык уже к волховским странностям… Простомир и Киря загнали Савраску во двор и прошли в терем, оставив животное на попечение Феди.

Докука принял их тотчас. Он сам провёл путешественников в светёлку и усадил на лавку. Сам же уселся на своё обычное место – красивое кресло заморской работы. Первым слово держал Простомир.

– Ошибся я, – сказал он, – не было здесь волхвов ни с заката, ни с полудня. Это кто-то другой. У Олбанского царя узнали только, что надо искать Васю здесь, в Новограде. Надо бы нечисть лесную, городскую, воздушную, водную да огненную спросить – авось кто и знает.

– Только не у меня в тереме, – ответил Докука, – а то как припрутся сюда кикиморы с лешаками – то-то в городе радости будет, новоградцы потом мой терем разметут не хуже Аскольдова.

– К себе я вернусь, – сказал Простомир, – быстро всё спроворю и обратно. Киря, ты со мной!

– Слушаюсь, – ответил верный Киря.

– Тогда чего тянуть, пошли, – сказал Простомир и стал привычно чертить на полу круг…

Обратный переход прошёл так же быстро, как и первый. В лесу уже совсем рассвело, вовсю чирикали птицы. Нечисть уже укладывалась спать – не вся, конечно, но большая её часть.

– Эх, тяжело будет всех сейчас собрать, – пробормотал Простомир, – не все придут.

Он отправился в свою избушку и долго там рылся, собирая разные травки, которые любит нечистая сила. Достал из заветного сундука старые свитки с заклинаниями. Потом велел Кире развести костёр. Когда тот запалил огонь, подошёл и велел ему держаться позади:

– Я сейчас по-сильному колдовать начну. Ты такого и не видел ещё. Стой и ничего не делай, не мешай… Что с Зелёным Дядькой справился – молодец, но здесь такие идолища могут объявиться, с какими Зелёный Дядька и рядом не валялся. Схарчат тебя без злого умысла – просто по привычке.

Этого можно было и не говорить: после случая с полуденными магами Киря и не рвался вперёд… А Простомир между тем начал колдовать. Сначала высыпал в пламя красный порошок, от чего воздух наполнился запахом горелого мяса, потом, сразу же, кинул пучок сухой травы – завоняло тухлой редькой. В довершение всего плеснул в костёр из кувшина какой-то пенящейся жидкости. От резкой вони Киря чуть было не потерял сознание.

– Терпи, Кирюха, терпи, – говорил Простомир, – нечисть – она тяжкий дух любит, за то её нечистью и кличут. Для них это – как для человека розовое масло или голодному – горячая каша. Да и чистые вслед подтянутся. Они хоть тяжкий дух не очень любят, но из любопытства придут. Нечасто я их собираю всех вместе. Сейчас повылазят, друзья сердешные…

Первым из лесу вышел, как и следовало ожидать, Зелёный Дядька с двумя племянниками. Им по малолетству (по пятьсот лет всего – совсем несмышлёныши) доверили пока что лишь небольшие рощицы, одному – берёзовую, второму – дубраву, поэтому звания лешего они ещё не носили, а именовались лишь рощевскими или рощиными. Из всей нечисти Зелёный Дядька жил ближе всех, к тому же состоял у Простомира на службе. Да и был он из тех, кто днём в спячку не впадает. Вернее, может и днём прикорнуть, но так… ненадолго, а вообще-то от него в любое время пакостей ждать приходится. Он с опаской поглядывал на Кирю, словно опасаясь, что тот, даже несмотря на присутствие волхва, опять начнёт его тиранить.