Сергей Шкенев - Красный властелин

А сегодня сны дополнились голосом. Знакомым голосом, тем самым, что обвинил в дезертирстве и не пустил к сияющим вратам Великого Ничто.

— Как вы себя чувствуете, товарищ профессор?

— Бывший профессор, — поправил Еремей неизвестного собеседника.

— Заблуждаетесь, товарищ Баргузин, — с явственно различимой усмешкой произнёс тот. — Более того, мы посоветовались и решили присвоить тебе звание академика.

— Что такое академик?

— Тот же профессор, только самый умный.

— Смеёшься? — Еремей по примеру голоса тоже перешёл на «ты».

— Смех продлевает жизнь.

— Какое тебе дело до моей жизни? И кто ты вообще?

— Придёшь в гости, узнаешь.

— Если захочу.

— Захочешь. Кстати, ты долго ещё собираешься лежать?

— Есть другие предложения?

— Излечи себя.

— Каким образом?

— Странно слышать такие слова от самого Эрлиха Белоглазого.

— Попрошу без оскорблений.

— Какие тут оскорбления? Так оно и есть, просто прими к сведению. Ну… ну и живи, конечно. Думаю, тебе повезёт больше, чем мне когда-то. Понимаешь… молодой был, глупый.

Внезапная догадка, озарившая Еремея, вдруг потребовала немедленного разъяснения:

— Кто-то говорил, что я — это ты.

— Да, говорил.

— Тогда получается, что Эрлих Белоглазый…

— Был когда-то им, не спорю. Но теперь эта почётная должность перешла… Извини, не специально же так получилось. И не спеши делать выводы — не всё, что мы называем трагической случайностью, таковой является. Вдруг не так трагично и совсем не случайно?

— Значит, моим именем станут пугать непослушных детей? Спасибо за подарок!

— Не стоит благодарности! Память восстанавливать будем?

— Чью?

— Ну не мою же. Закрой глаза и сосчитай до десяти.

— Как я закрою глаза, если и так сплю?

— Это неважно, просто представь себя с закрытыми глазами.

— Во сне?

— Да что же ты такой бестолковый? Весь в меня… Пойми, на нашем уровне уже нет никакой разницы между сном и явью. Образно, конечно, выражаясь. По бабам, во всяком случае, ходить не получится. В качестве привидения если только, но роль стороннего наблюдателя вряд ли тебя устроит, не так ли? Считай до десяти, дурень!

Матвей Барабаш помешивал в котелке мерзко воняющее варево и обернулся на звук шагов.

— Ну что, Миха, как он там?

— Плохо, — Михась присел у костра на корточки и протянул руки к огню. — Бредит. Всё ругается с кем-то.

— Ничего, и не таких на ноги ставили, — старший десятник зачерпнул полную ложку своей стряпни, понюхал и поморщился. — Вот вернейшее средство — если сразу не помрёт, то к завтрашнему дню очухается.

Кочик с сомнением пожал плечами. Что-то ему не приходилось слышать о случаях заживления ожогов на большей части тела обыкновенной похлёбкой из драконьего хвоста. Может, из чего другого и помогло бы, не зря же ходят слухи о живой воде и молодильных яблоках… В сказках, да…

— А если не очухается?

— Тогда помрёт. Чего морду кривишь? Это мы с тобой сдохнем, а такие люди, как Еремей, непременно помирают. Оно благороднее.

— А в живых ему остаться никак?

— Да я не в том смысле. Ну, ты понял.

— Понял, — вздохнул лётчик.

Ему очень не хотелось, чтобы умер лежавший в землянке профессор Баргузин. Совсем не хотелось, хотя в былые времена на студенческих попойках, в коих принимал живейшее участие, неоднократно произносил тосты за скорую и ужасную погибель строгого преподавателя хрен пойми какой словесности и древнебиармийского шаманизма. Жизнь повернулась так, что вчерашний злой гений Роденийского университета превратился в могучего… в могучего… Нет, даже слово такое ещё не придумано, чтобы точно назвать. Воин? Да, в какой-то степени воин в превосходной степени.

Да ещё эта магия, которая, по уверениям самого Еремея, магией вовсе не является. Тогда чем?

— Вроде готово, — Барабаш снял котелок с огня. — Не хочешь попробовать?

— Уж как-нибудь обойдусь.

— Зря.

— И всё равно воздержусь.

— Тогда и я не буду, — решил старший десятник. — Пойдём кормить нашего болящего героя?

Не услышав ответа, Матвей повернул голову к Михасю и крайне удивился выражению его лица. Тот с корточек шлёпнулся на задницу и так сидел с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. И ещё пытался показать на что-то пальцем. Хриплые звуки, напоминающие свист и шипение одновременно, переводу на человеческий язык не поддавались и требовали немедленного уточнения.

— Михась, ты подавился, что ли?

— Нет! — Кочик обрёл дар речи, но бледность не оставила его лица. — Там!

— Где? — старший десятник поставил котелок на плоский камень. — И кто?

Знакомый голос за спиной произнёс:

— Конь в пальто, — и уточнил: — В драповом.

Барабаш подскочил, развернувшись прямо в воздухе, и чуть было не угодил ногой в горячее варево. Плевать, опрокинувшуюся похлёбку не жалко, и он согласен готовить её сутками напролёт, лишь бы открывшаяся картина не оказалась обманом зрения.

— Ну, ты нас и напугал, Ерёма, — Матвей уважительно наблюдал, как профессор с большим аппетитом доедает остатки целебного супа, по чести сказать, никогда и не бывшего шедевром кулинарного искусства. — Думали, всё уж, не выживешь. А тут вон оно как получилось. Но целую неделю без сознания…

— Угу, — согласился занятый едой Баргузин, и непонятно было, к чему его согласие относится. — Немного умеем.

Еремей имел вид совершенно здорового человека, и если бы не обгорелые лохмотья, сбросить которые профессор так и не удосужился… И, что самое удивительное, бородатый. Как получилось за столь короткое время отрастить полностью сгоревшие волосы? С ожогами как раз понятно — на то она и существует, эта самая магия, но даже сильнейшие пиктийские колдуны не в состоянии бороться с собственными лысинами. Или у имперцев магия нечестивая, а у Баргузина как раз наоборот?

— Мяса ещё? — старший десятник протянул прутик с запечённой на углях вороной. — Дичь!

— Откуда?

— Михась давеча из пращи подшиб. Представляешь, не могу больше на драконятину смотреть, в глотку не лезет, проклятая.

— А, ну да… — Еремей оторвал чуть подгоревшее крылышко и задумчиво пожевал. — Тоже дрянь ещё та, как бы не хуже.

— Зато разнообразие. Да и много ли нам сейчас надо? Пара штук, и все.

Баргузин помрачнел и перестал работать челюстями. Нет, не такими он представлял результаты засады на остатки пиктийского драконьего полка. Совсем не такими… До того боя казалось, что всё произойдёт как обычно — трах-бабах, негодяи повержены, зло наказано, добро торжествует. Уверовал в собственное всемогущество, и вот получи… Как забравшегося на стол охамевшего донельзя кота шлёпнули веником и больно натыкали мордой в украденный кусок колбасы.