Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф

Она заглотнула его почти сразу: поглядела на него и усмехнулась.

— Что-то победитель невесел!

— А с чего мне веселиться? — Скиф подпустил еще больше мрачности. — Выиграл я, попользуетесь вы, а остальное — фирме! Шефу, шефову помощнику, ну и… и остальным…

— Разве вам не полагается премия? — спросила прелестная Ксарин, приподнимая брови.

— Какие премии? Я сижу на твердой ставке. Сопроводил клиента — получил, и дело с концом!

— Получил — это сколько? Много? Скиф пожал плечами.

— На жизнь хватает…

Они чокнулись, выпили: Ксения — целый бокал, Скиф едва пригубил. Потом женщина с лукавой улыбкой сказала:

— Если я останусь довольна, то замолвлю за вас словечко Павлу Ниловичу… Как, кстати, его фамилия?

— Ивахнов, — буркнул Скиф.

— Да, замолвлю. Ваш сегодняшний подвиг должен быть вознагражден.

— От него дождешься!..

— Дождаться можно не только от него. — Она метнула выразительный взгляд на диван. — Ну, к этому мы еще вернемся!

— Вернемся, — покорно согласился Скиф, откупоривая новую бутылку и подливая клиентке вина.

Еще пара глотков горного воздуха… Он подумал, что не стоит так спешить: клиентка могла отрубиться раньше намеченного срока. Но пока что она глотала коварный бьортери, как воду.

— Кажется, у вас с шефом нелады? — сказала рыжая, опустив бокал на столик. — Странно! Павел Нилович показался мне таким приятным человеком… Несколько эксцентричным, но если учесть род его занятий… — Она обвела взглядом внутренность пузыря, словно намекая на фантастический бизнес Сарагосы. — По-моему, он… он…

— Страшный человек, — буркнул Скиф, уставившись в свой бокал.

Ксения внимательно посмотрела на него, потом перегнулась через столик, и в ноздри Скифу ударила сладкая медвяная волна. Был ли то естественный аромат ухоженного женского тела или благоухание какой-то французской парфюмерии? В духах, кремах да туалетных водах Скиф разбирался слабо, но на запахи, как и на многое другое, был памятлив. И сейчас он мог поклясться, что от прекрасной Ксарин тянет таким же запашком, как от золотистых амм-хамматских рощ и алой коробочки, подкинутой шефу не то вурдалаками, не то оборотнями. Бродили в голове у него и еще кое-какие давние воспоминания, бродили да вдруг и вынырнули на поверхность: Самурай и два его клиента, супружеская пара, любители покататься на слонах. Имен их Скиф припомнить не мог, но не сомневался, что от женщины тоже исходил медвяный аромат, словно от млеющего под жарким солнцем луга.

Прелестная Ксарин придвинулась к нему еще ближе; ее соблазнительные грудки маячили перед Скифом, как две луны в шардисских небесах. Он не отстранился — пусть думает, что вино и близость женщины развязали ему язык! Но информацию — вернее, первостатейную залепуху — полагалось выдавать с осторожностью, не спеша, сквозь зубы и словно бы нехотя. Вчера он был не слишком разговорчив, и не стоило пробуждать у рыжей лишних подозрений.

Зеленые глаза впились в его лицо.

— Стра-ашный? — прошептала Ксарин. — Стра-ашный? — Губки ее округлились. — Черт! Довольно любопытное признание! Ну, за такую откровенность стоит выпить! На брудершафт! Не возражаешь, мой хорошенький денежный мешочек?

— Не возражаю, — будто бы через силу выдавил Скиф. Они выпили и поцеловались. Губы у рыжей были теплыми и влажными, скользнувший в рот Скифа язычок казался змеиным жалом.

— Бука! — Она потрепала его по голове. — Бука! Вчера я уж подумала…

— О чем?

В ответ раздался журчащий смех.

— Неважно, о чем! Как ни крути, я оказалась права: всякий рад посплетничать о своем начальстве! Особенно с женщиной… с красивой женщиной! — Она куснула Скифа за подбородок и с придыханием прошептала: — Значит, Павел Нилович — страшный?

— Страшный, — подтвердил Скиф. — А тот, другой, помощник его, еще страшнее… красноглазый…

— Красноглазый? — Ксения наморщила лоб. — Костлявый хмырь, который спрашивает, куда хочешь попасть?

— Он самый. Они с шефом, с Пал Нилычем, и ворожат на пару… А ты что думала, красавица моя?

— Ничего я не думала. Знаю, что платишь и видишь вот это… — Ксения повела рукой, обозначив то ли их пузырь, то ли весь благополучный и гостеприимный Шардис, раскинувшийся за полупрозрачной стеной. — Сон, но все как наяву… Облучают нас, что ли? Гипнотизируют? А как же мой жемчуг? — Она тряхнула ожерельем. — Он ведь вернется со мной, да? Но его-то гипнозом не наколдуешь!

Скиф, однако, гнул свое. Не обращая внимания на вопросы рыжей, он снова протянул:

— Страшные люди! И шеф страшный, и этот его помощничек… всех захомутали! Ксения сухо рассмеялась.

— Страшные! А чем страшные? Павел Нилович твой на вид суровый мужик, ничего не скажу… Но чтобы страшный? — Она приподняла брови и добавила: — Может, для мыши страшнее кошки зверя нет? В этом-то вся и правда?

«Правду тебе подавай, — с мрачным сарказмом подумал Скиф. — Ну, будет тебе правда! Враз веселиться перестанешь!»

Распечатав третью бутылку, он спросил:

— Скажи-ка, ты где была? В смысле в каких снах?

— В приятных, — глаза рыжей вдруг подернулись мечтательной поволокой, — в очень приятных! Курортные места — закачаешься! Не хуже, чем здесь! Отели — высший класс, казино, супермаркеты, сервис… Какой сервис, мышоночек! И все тебя понимают, и ты всех понимаешь… Удивительно! И приятно!

— Значит, в приятственных снах была? Отели-мотели, казино-вино да сервис? — Скиф угрюмо нахмурился. — Ну а теперь подумай: коли есть сны приятные, то могут быть и неприятные, верно? Очень неприятные!

Глаза Ксении округлились — уже не с кокетством, а скорее с легким налетом тревоги. «То ли еще будет, стервоза», — подумал Скиф.

— Неприятные? Какие — неприятные?

— А такие!

И он, слегка сгущая краски, принялся рассказывать ей о зарослях близ безымянного потока, где бродят серые клыкастые чудища, бесшумно ступая на мягких лапах; о мире ледяных неприветливых гор, безлюдных и бесплодных пиков, осыпей, ущелий и перевалов, среди которых можно странствовать годами; об Альбе, о красноглазых выродках, татуированных до пояса любителях койфитской травки, пожирателях трипидавров и птер; о Сафари-4, где человеческая жизнь без карабина и гранат не стоит ни гроша; о прочих местах, таких же ужасных, неприветливых и совсем не подходящих для женщин. Да и для мужчин — большинства мужчин — тоже. В любом из них можно было сгореть, утонуть, замерзнуть, разбиться насмерть, получить пулю в лоб или петлю на шею, сдохнуть от голода или сделаться лакомой добычей для какой-нибудь жуткой твари; в любом из них не имелось ни супермаркетов, ни отелей, ни казино, и единственным сервисом, который они могли обещать пришельцу, была мучительная смерть.