Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 2)

Когда он поставил миску на стол и начал искать ложку, стараясь не нашуметь – через витражное окно послышались протяжные, певучие звуки незнакомого, но завораживающего напева…

Аллаху акбару, Аллаху акбару,

Аллаху акбару, Аллаху акбару

Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху,

Ашхаду аль ля иляха илля-л-Лаху

Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,

Ашхаду анна Мухаммадар-расулю-л-Лахи,

Хаййя алас-саляти, Хаййя алас-саляти

Хаййя алаль-фаляхи, Хаййя алаль-фаляхи

Кад камат а с-саля т у, Кад кама т а с-саля т у

Аллаху акбару, Аллаху акбару.

Ля иляха илля-л-Лаху.

Это была икама, призыв к молитве, но несколько другой, не намаз, каким обычно мусульман призывают стать на молитву. Первый намаз – намаз аль-фаджр совершается, как только на горизонте показывается тонюсенькая полоска ослепительно белого света нового дня. Мама всегда ворчала, что своими азанами не дают спать – но отец говорил, что надо уважать чужую веру, если эти люди не умышляют и не делают ничего плохого…

Когда миска была уже пуста – на кухню уже заглянул отец к своей старой, полотняной куртке. Гордон соскочил со стула – еще год назад он был ему высоковат, но сейчас он вытянулся и сильно…

– Па…

– Доброе утро. Готов?

– Готов, па. Доброе утро.

– А вещи?

Гордон со счастливым видом показал на скаутский рюкзачок – подарок матери на прошлый день рождения.

– Тогда выбирайся из дома и не шуми. Мама еще спит…

Отец – ездил на Хамбере, большой и неприхотливой машине, которая стояла относительно недорого, и которой по слухам пользовался сам мистер Черчилль. Мама еще спала – и потому они выкатили ее на руках из гаража, благо гараж шел под горку. К мечети – спешили люди, некоторые уважительно здоровались с судьей, называя его "кади" и "эфенди". Некоторые приговоры – гремели не только в замкнутом мирке британской общины в Карачи, но и в бескрайнем людском море, в наскоро отстроенных барачных пригородах, где собирались сошедшие с земли крестьяне, пришедшие наниматься на огромные, строящиеся заводы. Говорили о том, что есть среди англизов и те, кто судит по чести. А потому не все они заслуживают смерти…

Они выкатили машину на руках, после чего отец прокатил ее немного и завел. Махнул рукой – садись, мол. Вспоминая потом этот день… Гордон с трудом сдерживал себя. Этот день – был самым счастливым днем в его поганой жизни, только он сам этого еще не знал…

Машина катилась по улицам Карачи, полупустым, потому что еще было рано. Где-то там, в болотах – зарождалось ослепительно яркое солнце, готовое испепелить землю своим гневным зноем. Лавочники – индусы и армяне, которые не молились Аллаху – открывали свои лавки, с грохотом отмыкая железные ставни. В обычные они – в это время ревели гудки заводов, но сегодня было тихо. Потому что джума. Пятница.

Они приехали в порт, оставив машину на стоянке, где оставляли машины владельцы дорогих яхт – рядом с каким-то Роллсом с заказным кузовом Маллинера тридцатых годов. Несмотря на ужасающую нищету – Индостан был едва ли не главным заказчиком фирмы из Крю, графство Чешир, а в Бомбее Роллс-Ройсов было больше, чем в любом другом городе мира. Англичане, попадая сюда, забывали о пристойности и начинали соревноваться с магараджами в выставлении богатства напоказ. Те же заказывали машины со старомодными деревянными кузовами, инкрустированными золотом и драгоценными камнями – и это в то время, когда на улицах умирали от голода люди.

Папа говорил, что это плохо, и рано или поздно – всем им это сильно аукнется. Гордон верил ему – он знал, что папа всегда знает, как надо.

Они прошли по сходням мимо пришвартованного ряда яхт. Их яхта – была одна из самых маленьких – тем не менее, на ней был маленький остиновский движок, переделанный под яхту, две каюты и ледник для рыбы…

– Давай сюда.

– Па, я сам…

Отец быстро подготовил яхту к отплытию. Гордон внимательно наблюдал – когда-нибудь, он и сам будет так делать, показывая своему сыну, как правильно управляться с яхтой. Наверное, даже яхта будет та же самая – она сделана из какого-то местного дерева, которое растет в джунглях и совсем не гниет.

– Встанешь за штурвал?

– Да, па.

Со счастливым видом – Гордон вывел яхту со стоянки и повел на выход из марины. Навстречу восходящему солнцу…

Они ловили тунца. Можно было ловить много всего начиная от скумбрии и макрели, и заканчивая акулами [96]– но отец почему то все время выходил на тунца, ловя его на океанскую удочку. У тунца было очень хорошее мясо – плотное, розоватое, меньше похожее на рыбное, чем у любой другой рыбы. Мама часто готовила его так, что по вкусу совсем не отличить от телятины. Часть улова отдавали миссис Калги – у нее была большая семья, а тунец для местного – лакомство.

Пойманную рыбу – отправляли в садок, куда положили немного льда и меняли воду. Этим занимался Гордон – он подтаскивал воду ведром, сделанным из пузыря какого-то животного, и выливал в садок – лишнее стекало в море. А рыба – терлась в тесном садке и искала выход. Ему было жаль рыбу, хотя он знал, что Господь дал ее нам для пропитания, и грехом будет, только если ловить "на спорт" больше чем можешь съесть. И надо поделиться уловом с другими людьми, теми, кому живется хуже, чем тебе. Этого тоже хочет Господь.

Отец – сидел за удочкой, надвинув на нос соломенную шляпу – а Гордон занимался уловом, смотрел за компасом и штурвалом и был счастлив.

Потом – он увидел яхту. Большую, в три раза больше, чем их… парусную, она напоминала старинные пиратские бригантины. Такие есть… их делают только три фирмы в Великобритании, две из них те же самые, что делали чайные клиперы – и стоят они очень дорого. Гордон уже знал, что к чему – и прикинул, не затронет ли и волной от большой яхты… как вдруг яхта изменила курс и пошла прямо на них. На носу – стоял впередсмотрящий. Солнце играло в линзах его бинокля, отдаваясь ослепительными вспышками.

– Па…

– Что случилось?

– Смотри…

Отец посмотрел, как это делают рыбаки, поднеся ладонь ко лбу – и сказал нехорошее слово…

Гордон почувствовал, что что-то не так.

– Па… что-то не так?

– Все нормально. Вытаскивай удочку. А я встану за штурвал…

Чужая яхта была все ближе, и у Гордона появилось неприятное предчувствие. Такое сосущее чувство под ложечкой.

– Па… – тоскливо сказал он – все нормально?

– Да.

Яхта была совсем рядом.

– Принимай концы!

Отец сам – принял концы, закрепил их один за другим. С борта яхты, которая была выше их борта футов на пять – спустили штормтрап.

– Па…

– Сиди здесь!

Гордон не осмелился ослушаться.