Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки

Я бы предпочел иметь его на своей стороне, но даже представить не мог, как мне подступиться к этому многоопытному человеку, знавшему гораздо больше меня и Сарджа, вместе взятых. Те тайные пружины, приводящие в движение мировое хозяйство, о которых мы только догадывались, для него были открытой книгой, местами скучной, местами увлекательной, но изученной вдоль и поперек. Стараниями князя Лобанова и ему подобных людей наша планета постепенно съеживалась до размера чековой книжки.

– Вы значительно моложе, сэр, чем я себе представлял, – добро улыбаясь, сказал князь, потряс мою руку и окинул взором окружавшие нас горы. – У вас здесь довольно мило.

– Спасибо, мистер Лобанов, если пожелаете, можно будет устроить экскурсию по живописным местам, – я старался быть гостеприимным.

– О! Я с превеликой радостью! Чистый воздух, горные родники, простая крестьянская пища – это место словно создано для того, чтобы уединиться от мира! Как только выдастся свободный месяц в моем расписании, я непременно напомню вам о вашем обещании.

Оссия ждала нас внутри дома. Она изрядно переволновалась, когда я сообщил ей, кто к нам едет – где-то она уже пересекалась с этим симпатичным господином по делам Снайла.

– Оссия! Как я рад вас видеть! Никак не ожидал подобной встречи! – в голосе князя не чувствовалось ни грана фальши, будто он заехал к нам совершенно не готовясь. – Вы здесь по делам или…

– Мистер Лобанов, – Осси подала ему руку для короткого рукопожатия. – Я здесь живу с недавних пор.

– Вы с каждой нашей встречей выглядите все лучше. Если б я не был столь стар и не имел бы любимую жену, то, клянусь, прямо сейчас сделал бы вам предложение! Если вы, конечно, еще не получили его от кого-то другого, – князь хитро посмотрел на меня.

С полчаса мы разговаривали о парижских модах, о лондонских туманах и моих андоррских прожектах, – князь живо интересовался всем сразу и везде показал себя подкованным знатоком, способным вести беседу на любую тему. При этом он ни о чем не судил со строгих позиций, везде находил нужные слова, чтобы выглядеть гибким и всепонимающим.

Комплименты его были тонки и ненавязчивы, участие выглядело неподдельным, интерес – искренним, а уважение к чужому мнению – абсолютным. Словом, он обаял нас совершенно, как много тысяч людей раньше. И уже казалось, что полжизни прожито впустую – ведь тогда мы не были знакомы со столь замечательным человеком!

Затем Оссию отвлекли текущие дела – ей нужно было ехать в Мадрид на встречу с Трампом, формирующим пул испанских инвесторов для андоррского проекта.

– Не давай ему никаких обещаний, – шепнула она напоследок. – Это самый лучший из известных мне мастеров по выкручиванию рук. Лучше меня, лучше тебя, лучше всех, кого я встречала. Даже лучше Сарджа. Намного. Ляпнешь что-нибудь сгоряча, потом жалеть до смерти будешь.

– Я постараюсь, Осси, – пообещал я и она уехала.

А мы с князем переместились на открытую веранду для делового разговора.

– У вас серьезные интересы в Москве, – утвердительно сказал Никита Дмитриевич, едва только мы остались одни. – Банки, нефть, коммуникации…

– Образовательные проекты, совместные предприятия… – в тон ему продолжил я.

– И это тоже. Знаете, мы ведь с вами немножко знакомы заочно. Я в Москве имел удовольствие в последние годы плотно общаться с Валерием Рудаковым из "Главалмаззолота" – он очень хорошо о вас отзывался. Если не ошибаюсь, вы выкупаете у Союза до сорока-пятидесяти процентов добываемого золота? Но почему-то не захотели связываться с их алмазами. Почему?

Рудакова я знал только по телефонному разговору, произошедшему в прошлом году, сразу по моему возвращению из Узбекистана. Этот чиновник искал альтернативные пути продажи якутских алмазов и предложил мне принять участие в опрокидывании "Де Бирс". Но тогда его предложение мне показалось неинтересным. Я не понимал работы бриллиантового рынка, не видел больших перспектив в его развитии, равно как и сколько-нибудь значимых прибылей. По словам Рудакова "Де Бирс" выкупала у него алмазов в размере одного миллиарда долларов, в которых прибылью были максимум сто-сто пятьдесят миллионов. Одни только операции на Гамбургской бирже приносили мне вдвое больше – без всякой озлобленности со стороны богатой традициями и связями всемирной корпорации.

– Да, я разговаривал с ним. И обещал подумать на досуге над его предложением, но…

Мне не очень-то хотелось рассказывать о своих взаимоотношениях с советским министром, а Лобанов-Ростовский очень хотел о них услышать.

– Но?

– Князь, мы ведь с вами инвестиционные банкиры. Соль этого мира! – Я никогда не боялся пафоса, – мы и только мы решаем, в каком направлении он будет развиваться. И если мы в чем-то не видим прибыли – то, следовательно, мы лишаем такое направление своего финансирования. Если мы не видим необходимости создания транснациональных корпораций в России, они не будут созданы. Не так ли? Рудаков предложил мне ежегодную партию в миллиард долларов. И, по его мнению, я мог бы рассчитывать на десять-пятнадцать процентов прибыли.

– Почему же вы отказались?

– Этот миллиард – примерно четверть всего мирового рынка бриллиантов. То есть, получая эту четверть, я обзавожусь большой проблемой в лице конкурента, контролирующего оставшиеся три четверти. Кроме того, я где-то слышал, что у "Де Бирс" есть огромные запасы алмазов, которые она не выставляет на аукционы уже лет сто. И им ничего не стоит одномоментно обрушить цены настолько, что мы с Рудаковым были бы просто вынуждены уйти с рынка. Его бы сняли партийные товарищи, а я… я считал бы убытки. Все закончилось бы за год, толком не начавшись.

– Такое хранилище есть и у Советов, – уточнил князь. – Гохран называется.

– Возможно, но Рудакову оно недоступно. Так что начинать ценовую войну в той ситуации было бессмысленно. Но хуже всего, что рынок алмазов ограничен и если желаешь получить хорошие прибыли, нет никакого смысла его рушить. Если бриллианты не станут покупать в Америке и Европе – их не удастся продать в соизмеримых количествах в Африке и Азии. Разве не так?

Я действительно не стал связываться с Рудаковым и его "Главалмаззолотом", но подкинул ему неплохую идею – сообщить партнерам из "Де Бирс" о том, что такие переговоры идут. Филипп Оппенгеймер, видимо, почувствовавший, что пахнет жаренным и сразу же примчавшийся в Москву, предложил пересмотреть действующий договор в сторону улучшения его условий для Советов. Рудаков был счастлив – простым блефом ему удалось выгадать примерно семьдесят миллионов долларов в год. Его позиции в советской номенклатуре существенно упрочились и теперь он сидел в своем кресле полновластного властелина советских алмазов как бронзовый памятник.