Юрий Валин - Запах снега

Совсем плохо стало Литу. Жутко ходить между трупов припорошенных, словно уже месяца здесь лежавших. Ведь утром были живы. Много их как…

Фредке нашел у крайнего костра. Бежать, видно, пыталась, — рубанули по затылку. Это хорошо, — сразу умерла, не мучилась. Других вон как корежило. А Фредке уже снежок тонким пухом укрыл, — остыла сразу.

Лит дошел до последнего тела, — парень, что пытался в лес уползти. Недавно кончился, — рука в мерзлую траву вцепившаяся, еще чуть теплая на ощупь.

Тишина. Лит стоял, обеими руками сжимая топор. Жуть наваливалась со всех сторон. Лес небывало тихий, небо вовсе на деревья легло, — темное, тяжелое. Только снег светит, все гуще кружится. Мертвые молчат.

Фыркнула лошадь. Лит вздрогнул, но обрадовался. Не весь же мир помер? Так не бывает. Оживет мир. Вот разбойники уцелевшие где-то здесь бродят. Не ровен час…

Лит быстрым шагом пошел к фургонам. По пути быстро сунул сучьев в костер. Если кто с опушки следит, пусть призадумается. А углежогу нужно харчей побыстрее собрать, да и сматываться. Да, плащ, нож какой-нибудь подходящий. Ага, и лошадь можно взять. Верхом гарцевать, это, конечно, не для углежога. Но навьючить вполне получится.

К раненому в брюхо Лит возвращаться не собирался, но тот что-то примолк. Пришлось подойти, — разбойник сидел, открыв рот, в дыру с гнилыми зубами залетали неспешные снежинки. Глаза, выпученные, изумленные, вглядывались во что-то невидимое.

Кончился. Ладно, без него скучать не будем.

Плащ нужно выбрать. Тут их полно, только как-то…

Тело южанина Лит на всякий случай обошел. С другой стороны фургона мертвецов лежало гуще. В основном, разбойники. Лихо здесь рубились. Лит с трудом распознал лорда Остеда — этот рукой в кольчужной перчатке сжимал горло долговязого бандита. Тела здесь валялись одно на другом. Обломки копий, тесаки и хищные топоры-чеканы едва угадывались под снежком. Лит осторожно перешагнул через ноги Абеля. Старший охранник, даже мертвый, застыл напряженным комком. Благородный меч из руки не выпустил, между лопаток снег еще алел. Живучий был воин. Кстати, сапоги неплохие.

Вот так они, значит, до конца за свою леди прекрасную резались.

Лит вздохнул, и глянул на приоткрытую дверь фургона. Из нее свешивались ноги в странных мягких сапогах с мудреным шитьем. Ноги явно мужские, но в фургоне тишина стоит. Только над трубой теплый воздух едва заметно колышется. Значит, несравненная Мариэлла, тоже… к своим сиятельным предкам ушла. Наверное, не так королевы свой путь заканчивать должны? Впрочем, кто сказал, что она королева?

— Ты и навыдумывал, углежог-сказочник.

— Ну, похожа она на королеву. Спорить не будешь?

— Что тут спорить? Лезь, полюбуйся в последний раз. Пусть и не королева, а все равно жалко.

— Угу. А что такое кон-траб-анда? Тоже колдовское ремесло?

— Вряд ли. Бандит без особого страха кон-траб-анду помянул. Вообще-то, не дело углежога о таких вещах думать. Ты же здесь задерживаться не будешь?

— Еще чего не хватало! И в фургон бы ты не лез. Но вроде как подряжался работать. Придется по-честному.

Лит потянул за штаны мертвеца, и тело послушно сползло из двери. Тоже оказался смуглый, сильно загорелый. Видно, один из слуг колдуна. Кто-то ему метко ножичком в горло засадил. Лит на всякий случай перевернул труп лицом вниз, взгляд прищуренных глаз южанина уж очень нехорошим показался. Кто их знает, этих прихвостней колдовских.

Короткая куртка с бронзовыми нашитыми бляхами задралась вместе с желтой рубахой, и на спине мертвеца Лит увидел чудную татуировку: корабль с парусом, к кораблю неведомое чудище тянется пастью разинутой. Само чудище скрывалось где-то в штанах, видимо, восседало прямо на заднице мертвеца. Жуть! Ну и дикари там на юге.

Лит перехватил топор повыше, чтобы в случае чего, было удобнее работать в тесноте, и полез внутрь. Две удобные ступеньки, полумрак. Тепло еще не выветрилось. Под ногами мягко, — ковер. Пахнет кровью и еще чем-то сладким, благоуханным. Да, мертвецов и здесь хватало. Лежали двое, обнявшись. Внизу женщина, — Лит разглядел изящную ступню в мягком белом носочке. Пришлось стащить мертвеца, — ага, еще один южанин. Понаехали тут. Девушка лежала, запрокинув голову. Губы разбиты, на щеке кровавые ручейки, набежавшие из сломанного носа. Красивая девушка. Но явно не королева. Темноволоса и явно помоложе будет. Наверное, не старше углежога глупого.

Лит растерянно присел, осторожно взял девушку за тонкие запястья и попробовал посадить. Нехорошо, что она так валяется. От движения звякнули украшения, — наряжена красавица была богато, — одних браслетов не меньше трех десятков. Тело, хоть и тронутое неживой тяжестью, оказалось послушным. Лит усадил мертвую спиной к чему-то мягкому, — вроде бы лежанка узкая, вся подушками заваленная. Одну из подушек Лит сунул под затылок девчонке. Длинные шелковистые волосы закрыли окровавленное личико. Нарядное платье под левой грудью блестело мокрым, — туда ее сталью били, и не один раз. В руке девушка сжимала широкий короткий кинжал. Значит, тоже дралась. Эх, и что же боги такую миловидную не пожалели?

За спиной раздался стон. Лит дернулся, стукнулся макушкой обо что-то висящее, звонко зазвеневшее. Рванулся назад, распахнул дверь. Серый снежный свет неохотно вполз в тесноту фургона. Лит рассмотрел еще одну фигуру, скорчившуюся под пристроенным к борту фургона разбитым столиком. Королева смотрела сквозь упавшую на лоб светлую челку. Бледные губы разлепились:

— Привет, лесовик. Знала, что придешь…

— Куда ломитесь, оголтелые? — закричал стражник, но трое псов уже вырвались на свободу. Цуцик, удачно наступив на спину Шурфу, протиснулся первым. Вслед заорали:

— Дарки блохастые!

В другое время Цуцик доходчиво объяснил бы, что боевые псы блох не носят, но сейчас не до того было. Псы пролетели по мосту, скатились вниз по узкой тропинке, — ближайшие заросли были у реки.

С облегчением отойдя от любимого вяза, Цуцик понюхал воду. Рыбкой пахнет и льдом близким. Да, Хозяйка в эту пору любила за рыбой поохотиться. Самый жор у подводных. Цуцик и сам рыбку любил. Впрочем, нормальный боевой пес должен все подряд жрать.

Цуцик происходил из самых чистокровнейших хаски. Кто будет спорить, что нет более славного племени в собачьей природе? Цуцик по праву считал себя не последним представителем рода. Крупный, кажущийся еще представительнее из-за пышной шерсти, дымчато-серый, с воинственной черной «маской» и роскошным хвостом, пес знал себе цену. И всеми силами пытался увеличить популяцию чистопородных хаски в Долине. Впрочем, в связи с малочисленностью местного собачьего племени, да и просто по широте души, Цуцик считал неучтивым отказывать во внимании представительницам иных пород. В общем-то, они все симпатичные.