Юрий Валин - Запах снега

— Я пока от Короны ни единой монеты не получил, — резонно возразил северянин. — Кормежка не в счет, я ее отрабатываю. А тебя понять не могу. Чего ты за этого самодержца с вороной на гербе так заступаешься? Классовую близорукость проявляешь. Он же за счет такого трудового народа и благоденствует. Жандармерию содержит, надзирателей и шпионов. Думаешь, Квазимодо свой парень? Пока мы нужны — друзьями будем. А потом первый нас и заложит. А может и похуже. Думаешь, не придет ему мысль на нас королевское серебришко сэкономить?

— На тебе точно экономить не буду, — негромко сказали снизу.

Лит придержал едва не свалившегося с доски Ёху. Господин Квазимодо подошел неслышно и теперь хмуро, снизу вверх, разглядывал приятелей единственным глазом.

— Подкрался, а? — растерянно пробормотал Ёха. — Ну, подслушал, дальше что?

— Я всегда тихо хожу, — сказал одноглазый. — Вот в замке каблуками топаю, там тоже пугаются как бабы беременные. Делать с тобой я ничего не буду, сначала задание завершим. Потом серебра получишь, сколько причитается. И лично от меня премию — десяток «корон» и пинок под задницу. Чтобы звенел подальше от земель Ворона.

— Не нужно мне твое серебро кровавое, — с яростью сказал Ёха. — Я не зарабатывать шел. А насчет пинка, еще посмотрим, кто кому отвесит.

Одноглазый неожиданно ухмыльнулся. Довольно пренебрежительно, что привело Ёху в ярость. Ухватившись за балку, парень спрыгнул вниз. Встал перед шпионом, расправив плечи.

— Я пинать себя не позволю и за все сраное серебро вашего королевства.

Квазимодо позы не изменил, лишь вздохнул:

— Смелый ты, только думать не умеешь. У меня дети поразумнее будут. По молодости да убогости тебя и не трогают. За твоей сопливостью и Пришлого человека не сразу разглядишь.

— А если и Пришлый, так что?! — с вызовом спросил Ёха. — К ногтю? Расисты вы. Пришлые вам не нравятся, дарки не нравятся. Зато королю и богам своим выдуманным задницу так лижите.

— Иные дарки мне нравятся. И многих Пришлых я уважаю, — Квазимодо продолжал улыбаться. Сейчас стало очевидно, что верхняя губа его когда-то была сильно искалечена. — Ты, паренек, пасть свою глупую захлопни. И молчи, пока под моим началом ходишь.

Лита эта кривая улыбка жутко напугала. С такой людей режут. Нарвется Ёха…

— Король — вор, и ты — вор, — ляпнул северянин. — На народном горбу едете, интриги плетете.

— Вором я действительно был, — холодно согласился Квазимодо. — Отрицать не буду. Давно это было, завязал я. Только иной раз кому-то нужно и ручки испачкать. Иначе, ослы вроде тебя и вовсе в мире выведутся. Скучно без дураков станет…

— Лизоблюд! — Ёха ухватил шпиона за ворот, тут же схлопотал хитрый удар локтем, охнул, но все же кинул противника через бедро. Квазимодо в долгу не остался. Оба рухнули на обледеневшее гнильё. Сквозь прорехи крыши посыпался снег. В белом тумане мигом вскочили, полезли друг на друга… Лит свалился на обоих сверху, снова сшиб с ног:

— Одурели?! Хватит…

Кто двинул его под ребра, Лит так и не понял. Наверное, Квазимодо, — боль сдавила как-то редкостно. Мыча, Лит драчунов все-таки не выпустил, втроем свалились на скользкие бревна. Драться было жутко неудобно. Ёха взвыл от боли в захваченной руке, в ответ боднул шпиона лбом в лоб, разнесся явственный стук. Самого Лита крайне болезненно лягнули в голень.

— Ах, весло вам в гузку! — Лит еще удерживал за куртки, но оба рвались как бешенные. Что делать?!

— В снег их окуни! Помочь должно!

— Да как ты их окунешь?! Вон, какие прыткие.

— Промеж них лезь, пока за ножи не взялись.

Лезть промеж не понадобилось. Драчуны, кашляя и задыхаясь, рванулись к норе, попрыгали вниз ошалевшими кроликами. Было слышно, как скребутся, торопясь на свободу.

— Ой, сдохну! — простонал Ёха.

— Да ползи быстрей! Задохнемся! — захлебывался шпион.

Лит, держась за ногу, сел. Сцепятся снаружи? Вряд ли. Пока еще отплюются.

Из-за заснеженных бревен высунулась испуганная Дженни:

— Вы, что, с ума сошли?!

— Поспорили малость. Я их пугнул, — пробормотал Лит.

— Дрались? Ты их обоих?!

— Да воняю я просто, — с тоской сказал Лит. — Как с братом поговорю, так и… Мертвый у меня братишка.

— Это как? Ты разве некромант? — глаза ведьмы округлились.

В другое время Лит порадовался бы девичьему удивлению, но уж очень голень болела.

— Не некромант я. Просто воняю. Слушай, ты бы глянула, что у них. Вспылили они шибко.

Дженни нырнула в нору. Резво задвигались ноги в красивых сапогах. Лит полюбовался, и принялся ощупывать собственную ногу. Видят боги, как копытом приложили. Снегом надо бы охладить.

Дженни вернулась в самый неподходящий момент, — углежог сидел в одном сапоге, шипя, морозил снегом ногу.

— Дай-ка, — девушка сложила пальцы щепотью, вывела над мокрой ногой короткий знак. Боль тут же уменьшилась.

— Спасибо, — прошептал Лит, стыдливо хватаясь за сапог.

— Снег еще подержи. Болит ведь.

— Ничего. Потерплю. Грязный я.

— А я?! — сердито поинтересовалась ведьма. — Мне легко замурзанной сидеть?

— Чего ты? — испугался Лит. — Ты аккуратная, я просто беспокоить не хочу.

— Тьфу! — Дженни сплюнула совсем как невоспитанный северянин. — Прекрати, углежог. Ничего ты в жизни не понимаешь. Хватит, говорю!

Лит сдернул сапог, зачерпнул снега:

— Держу. Не кричи.

— Да я не про ногу. Хватит на меня вообще смотреть. Вовсе я не картинка. Не цветок весенний, не бабочка.

— Я же не смотрю, — прошептал Лит.

— Ну, да. В спину не считается. И когда я сплю, не считается. Ты гадина вертлявая, углежог. Я тебе не пряник. Уставишься как дитя. Я глупею под твоим взглядом.

— Ничего ты не глупеешь, — сумрачно сказал Лит. — Я как могу, стараюсь. А разонравиться ты мне, все равно не разонравилась. И не время об этом говорить. Что они там делают?

— Сидят на снегу, плюются, — Дженни покачала головой. — И почему боги мужчин такими дурнями делают?

— Богам виднее. Слушай, они драться там не будут?

— Они и так все в соплях. Даже плачут. Ты правда так… пахнешь?

— Нет, они шутят. Знаешь, как в деревне меня звали? Диким Вонючкой. От народа, как вечно бубнит Ёха, правды не скроешь. Уродом я родился.

— А меня родной дед «сосновой ублюдкой» называл, — бесстрастно сообщила Дженни.

— Глуповатый у тебя дедок был, — Лит поднялся. — Помыться бы мне.

Неловко день кончился. Поужинали в тишине, каша с ломтиками копченого мяса вдруг невкусной оказалась. И лечь норовили смешно — вроде как порознь. Только попробуй уместиться, если в «шалаше» и вдвоем не развернуться. Лит издеваться не стал, спорщики и без того были злые. Зато Дженни предпочла быть рядом с углежогом. Ночью Лит чувствовал, как девушка лбом к его плечу прижимается. Хм, может, пусть каждый день дерутся? И им развлечение, и другим хорошо.