Юрий Валин - Запах снега

Утром, после завтрака, Квазимодо сказал, обращаясь к печурке:

— Тупо, господа. Видимо, безделье нас с ума сводит.

— Чего там, — насуплено пробормотал Ёха. — Я служить не отказываюсь. Но свое личное политическое мнение имею, и иметь буду.

— Ну и имей, — немедленно разрешил шпион. — Только держи его при себе. Иначе получается, что левая рука вперед гребет, а правая назад.

— Да все у меня с руками нормально! — вскипел Ёха.

Вдруг оба согласно кивнули головами, сунулись рожами в грязные миски. Тут же испуганно откинулись, словно боясь утонуть.

— Эй, чего это!? — возмутился Ёха, вытирая подбородок.

— Охладитесь, — кратко объяснила Дженни.

Квазимодо осторожно вытер лоб, на котором красовалась давешняя крупная «шишка» и вкрадчиво сказал:

— Леди, вы бы меня на неожиданность не подлавливали. Я ведь и нервозность проявить могу.

— Все могут, — резко сказал Лит.

Шпион уставился на парня, — очень внимательно, — именно тем оком, пустота которого под тряпичной повязкой скрывалась:

— Рычишь, значит, углежог? Ладно, пойду-ка я посмотрю, что на свете делается.

Он отправился под крышу, а Дженни сердито зашептала:

— Зачем вмешиваешься? Как дети. Малый, и то поразумнее.

— Лит, понятно, за тебя вступился, — пробурчал Ёха. — Обнаглел, одноглазый. Того и гляди зуботычины раздавать начнет, аристократ бандитский. Мы рабы, что ли?

— Заткнись, болтун неугомонный! — зашипела ведьма. — Он же тебе нож вставит, ты и мигнуть не успеет. Не доводите одноглазого. Улитки вы против него. Нам ведь еще дней десять здесь сидеть. Не нарывайтесь.

— Я свободный человек, — буркнул северянин. — Что десять дней, что двадцать — на цепь меня никто не посадит.

Десять дней сидеть не пришлось. Едва Ёха на пост заступил, сменив после обеда углежога, как новости появились. Стукнула по крыше «шалаша» брошенная сверху деревяшка. На шум мгновенно вскочил только что крепко спавший Квазимодо. Северянин громким шепотом сообщил с насеста:

— Вроде орет кто-то.

Лит, стоя посреди бревен, напряженно прислушивался.

И вправду, доносилось что-то отдаленное, вроде, — «А-ааа! А-ааа!».

— Меня, кажется, зовут, — быстро сказал Квазимодо. — Девочка и Лит — со мной. Ёха — по сторонам следи.

— Понял, — северянин вертел головой, стараясь не высовываться в провал крыши.

Одноглазый торопливо снимал чехол с рогов своего арбалета: мелькнули стальные вороненые дуги, лакированное ложе. Мешочек со стрелами был уже у шпиона на поясе. Лит машинально проверил свой топор, надежно ли в петле сидит? На него вся надежда. Глефу-то в деле еще не пробовал.

Дженни щупала рукоять своего ножа. Ох, ведьма-то куда?

— Пошли, — увешанный оружием Квазимодо первым нырнул в нору.

Снаружи было вроде даже теплее. Сели в снег. Дженни была бледна, не живее того снега. Боится, бедняжка.

Дождались крика.

— Там, — определил шпион. — Лит, разведай. Без спешки, аккуратно. Я — вдоль ложбины. Прикрою. Дженни, наверх выберешься — только наблюдай. Без ахов и суеты. Служба у нас.

— Понятно, — Лит, не оглядываясь, полез на склон.

Шагать по нетронутому снегу было странно. Отвык в тесноте. Пустошь казалась мертвой. Серой огромной простыней накрывало мир небо, — точно как простыня на кроватях в том постоялом дворе, где с Дженни повздорили. Смотрит сейчас девчонка. И шпион следит. Но все равно вроде в одиночестве идешь. Забылось совсем, как одному ходить-бродить.

Лит увяз чуть ли не по пояс. Нарочно ямы рыли, что ли?

— Ка-ааа… — донесся крик-стон.

Ага, поближе к тем кустам получается. Лит обтер рукоять глефы, и, стараясь не суетиться, полез вперед.

Человек лежал в снегу, тесно подтянув колени к груди. Видно, долго барахтался в изнеможении, — снег кругом примят. Цепочка неровных следов ведет от рощи. Вон там он еще раз падал.

Лит приготовил глефу, осторожно двинулся к незнакомцу. Тот на скрип снега поднял голову. Бледное, аж сине-желтое, измученное лицо. Щет.

— А, углежог. Где Ква?

Лит огляделся, — ничего подозрительного. Присел:

— Ты чего? Ранен?

— Подыхаю, — Щет пытался сплюнуть, желтая слюна повисла на подбородке. — Где Ква? Вам уходить нужно. Он ушел? Я рассказать должен…

— Здесь он. Прикрывает. Давай-ка, — Лит взялся за лежащего человека.

Нести было неудобно. Щет был мужчиной костистым, да еще ноги волочились, снег пахали. Лит нес, раненый стонал и ругался неразборчиво. На его спине куртка смерзлась темным, — видно, в лопатку задели. Еще, похоже, бок подранили.

Навстречу прыгал по снегу Квазимодо, — арбалет за спиной, торопится.

— Давай!

Вместе нести стало легче. Съехали в ложбину.

— Следы по-быстрому прикрой, — приказал Квазимодо. Дженни кивнула, поднялась повыше. Мужчины начали втискивать раненого в нору.

— Ох, сука, брюхо мое! — страшно застонал Щет.

Квазимодо волок раненого за шиворот, Лит подталкивал сзади. Щет стонал, обмирая.

— Помочь? — спросил сверху Ёха.

— Следи. На тебя надеемся, — скрипнул зубами Квазимодо.

Раненого затащили в тепло.

— Куда тебя подрезали? — шпион торопливо разбирался с завязками обледеневшей куртки товарища.

— В спину и бочину, — прохрипел Щет. — Да не в том дело. Подыхаю я. Ква, они всех траванули. Всех наших. Как крыс потравили. Понимаешь, в сам город нас не пустили. Новый порядок Торговая гильдия завела — у ворот постоялые дворы для приезжих. Вроде так всем удобнее. Мы высовываться не хотели. Все нормально было. Я письмо успел передать. Обе записки забрал. Вернулся к ужину. Отравили, юлдаки поганые.

— Всех? — Квазимодо согнулся на коленях, почти прижимался лицом к сине-желтому лицу товарища.

— Думаю, всех. Я сел жрать. Потом заскребло на душе — чую, что-то не то. Думаю — трактир обкладывают. Вышел во двор. Тихо вроде. Тут живот крутить начало. Я в сортир. Тут «крестовые» пришли. Чего им нас сторожить было? Сидели в трактире спокойно, ждали когда наши корчиться начнут. Я через крышу тихо свалил.

— Так, опять у нас сорвалось, — Квазимодо хмыкнул. — Ну и дурят нас. Ничего, Щет, сейчас ворожея поможет. Дырки обработаем, забинтуем…

— С брюхом бы… — простонал Щет. — Жжет, терпеть мочи нету. Я, когда на крыше прятался, слышал, как орали нашим — «Кто говорить начнет, тому противоядия дадут хлебнуть». Думаю, врали, а, Ква? Не будут они живых оставлять. Хотят только вызнать, зачем мы в Кэкстон шли. Твари, сиповки дешевые, я же всего пару ложек съел. Вкусная была похлебка. Ах, зараза.

— Сейчас полегчает. Лит, девчонку зови. Где она застряла? — зашипел одноглазый.

Лит прополз по норе. Дженни сидела на корточках, — заморилась следы скрывать.

— Худо человеку, — неуклюже сказал Лит. — Одноглазый просит помочь.

— Не получится, — медленно сказала Дженни. — Вухфрехова молока он глотнул. Даже глаза посинели. Умрет.