Владимир Свержин - Внутренняя линия

— …И про империум сладко разглагольствует. Мол, всему миру наш указ будет. Да только веры крулю твоему нет. Не бывать дружбе меж нами!

— Но ведь это война, — тихо проговорил Згурский.

— Война. И дотоле она длиться будет, покуда всякий, будь то лях, свей или же иной немец, головою своею не уразумеют, что Россия ничьим краем не станет и ни под чью дуду плясать не будет. Уразумел, шляхтич?

— Уразумел.

— Езжай домой и передай мои слова царственному брату моему Владиславу. И когда хочет мира, пусть в Москву послов шлет. А нет — прежде сражались и далее будем.

— Все исполню.

— Вот и славно.

— И запомни, лях. Ни поклонов, ни приветов Владиславу я не шлю. Передай все от слова до слова!

«…В то же время…»

Царь подъехал к Францишеку почти вплотную, осмотрел его изучающе и произнес с чувством внутреннего достоинства — того самого, какое бывает лишь у тех, кому небом назначено царствовать:

— Значит, ты и есть посланец круля Польского, Владислава?

— Истинно так, великий государь, — возвращая оружие в ножны, склонился Згурский.

Швед (или датчанин) охотно последовал его промеру.

— Прочли мы письмо твоего господина. Словеса он плетет, словно мед точит. И братом моим себя величает, и в дружбе вечной клянется, будто и не было всех прежних лет…

— …и я так мыслю: сколько ж можно кровь проливать, пора бы и угомониться, — продолжал Михаил Федорович. — Как в старину мудрые люди сказывали — плохой мир лучше доброй сечи. Когда Владиславу мир люб, то и я не против.

Но вот какое сомнение меня гложет: уж не оттого ли Владислав дружбы со мной ищет, что держава его на своих ногах еле держится? Известное дело — он на свейскую корону притязает, а ему родной дядюшка из свейских земель кукиш кажет. Вот, стало быть, и выходит, что империум на деле — братание супротив единого ворога. Спору нет, нам от свеев с давних давен разор и обида. Но ведь и ляхи не лучше. А если рассудить, то и похуже. А потому, пан шляхтич, ежели и вправду крулю твоему желаемо с Московским царством империум иметь, то уж никак не по канону, что Владислав мне предлагает.

Скачи в Краков да перескажи ему решение мое. Я же в свой черед отошлю ему грамоту о том, как надлежит строить империум на мой манер. Коли согласится — вот ему моя братская рука. Ну а когда нет, то по здравом разумении мы и со свейскими землями супротив общего врага выйти можем. Все запомнил?

— Все, — содрогаясь внутренне от предчувствия новой, еще более ужасной войны, проговорил Францишек Згурский.

— Вот и славно. Эй, воевода Елчанинов!

Доблестный рубака с проседью в усах обернулся на царский зов. Отчего-то место, на котором стояла государева свита, казалось ему неуютным, да что там — просто жутким. Он словно наяву видел мрачное подземелье, полчища крыс, слышал неясные крики и бежал, бежал по коридору, а в лицо ему стеною двигался пламень. Это видение затягивало воеводу, и он не мог отвлечься, покуда не пробился сквозь оторопь громкий окрик царя.

— Слушаю, надежа-государь, — отозвался Елчанинов.

— Снаряди-ка из полка своего отряд, чтоб молодца этого из русских пределов живым и здоровым выдворить.

— Нынче же будет сделано.

— Быть по тому. Покуда шляхтича накормить, роздых дать, а завтра чуть свет выступайте. — Михаил повернул коня и, уже трогаясь, бросил через плечо Згурскому: — И запомни, лях. Ни поклонов, ни приветов Владиславу я не шлю. Передай все от слова до слова!

Джордж Баренс устало поднял глаза.

— Милорд. — Стоявший перед ним сотрудник отдела разработки явно не знал, с чего начать доклад.

— Что случилось?

— Есть две новости…

— Судя по вашему виду, одна плохая, а вторая еще хуже.

— Позвольте, я начну с первой.

— Вряд ли у вас получится иначе, — усмехнулся Баренс.

— Час назад Джокер-3 сообщил, что лаборатория, занимающаяся психотронным оружием, прекратила существование.

— Прекрасно!

— Это только начало. Над Москвой бушует ураган невиданной силы. Атмосферные электрические разряды достигают аномального уровня. В здание, где находилась лаборатория, ударило сразу несколько молний. Оно пылает, но с огнем тоже происходит что-то неладное. Он, как бы это сказать, необычной природы.

— Как это «необычной»?

— Не знаю, — развел руками молодой ученый. — И физики наши тоже понять не могут. От него плавится камень. Однако, судя по данным приборов наблюдения, из огня выскочило живыми множество людей. Пламя даже не охватило их.

— Чертовщина какая-то.

— Вот именно! Настоящая чертовщина! Огонь выскочил, точно из-под земли. Здание ОГПУ вспыхнуло, как свечка. Погасить его пока не удается. И еще — в Москве зафиксировано множество шаровых молний. Одна из них взорвалась в кабинете Троцкого в Кавалерском корпусе в тот момент, когда там находился Сталин.

— О господи! Вы представляете, какие это может иметь последствия? — Баренс, позабыв обычную вальяжность, вскочил с места.

— Мы сейчас пытаемся просчитать. Но…

— Что еще?

— Есть вторая новость.

— А шаровая молния — это была не вторая?

— Нет, лишь часть первой.

— Говорите, — махнул рукой Баренс, — я уже готов ко всему.

— Вряд ли, милорд. Аппаратура наблюдения зафиксировала два новых орбитемпоральных образования, два новых мира. Они появились вдруг, точно вспышка. Совсем рядом с сопределом, о котором мы только что говорили. Там сейчас первая треть семнадцатого века.

— Сразу первая треть семнадцатого века?

— Да.

— Невероятно!

— Но и это еще не все. Из всех трех миров мы получаем одинаковые по силе сигналы от Джокера-3.

Зелейщики — изготовители огненного зелья (пороха).

Жильцы — избранная часть войска, жившая непосредственно при царском дворце.

Народный комиссар по военным и морским делам — должность Л.Д. Троцкого в годы гражданской войны.

Водителями желтых такси в то время чаще всего были русские офицеры.

Желтые уланы — уланы лейб-гвардии уланского Его Императорского Величества полка. В отличие от красных — Ее Императорского Величества.

Дело Таганцева — сфабрикованное чекистами в 1921 году в Петрограде дело военной организации профессора Таганцева.

Русский Обще-Воинский Союз — эмигрантская военная организация, объединявшая чины белых армий. Насчитывала около 30 тыс. человек. Основана генералом Врангелем.