Владимир Свержин - Внутренняя линия

— И все же я исполню волю государя.

— Оттого, что тот спит и видит жизни тебя лишить?

— Да.

— Истинный Юй Лун! Езжай, но помни — этим ты уже изменяешь мир.

Предрассветные сумерки дышали свежестью. Огарок луны криво и уже почти незаметно висел на светлеющем небе. Судаков недовольно косился на ждущий пробуждения солнца небосвод, досадуя, что с каждой минутой тот становится все светлее и светлее.

— Вот, спрашивается, что бы не пустить здесь московский среди ночи?

Вопрос этот был обращен в никуда. Петр Федорович просто хотел разрядить обстановку, но от раздражения, с которым он кинул в пространство эти слова, настроение у присутствующих стало лишь тягостнее.

— Не бойтесь, — глядя на испуганно расширенные глаза Татьяны Михайловны и ее дочери, тихо сказал бывший начальник милиции. — Все ладненько пройдет, вот увидите.

Его спутницы кивнули, но без особой уверенности.

— Значит, давайте еще раз, — понимая, что необходимо занять чем-то полезным этих кисейных барышень, четко заговорил Судаков. — Товарняк должен здесь пройти минут через двадцать. Когда я услышу, что он идет, завалю во-он то дерево.

— Но ведь грохот взрыва в такую рань будет слышен по всей округе.

— Извиняйте, Татьяна Михайловна, руками я дерево не выдерну и на пути не уложу. А что слышно будет — ну так мало ли чего тут рвется. За военные годы много хламу железного в здешних краях осталось. Кое-что и рвется, не без того. В восемнадцатом, почитай, грибов тут меньше было, чем того мусора. — Судаков напустил на себя пренебрежительный вид.

Он и без напоминания знал, что шум может привлечь к месту остановки поезда незваных гостей. Но там, где умолкали доводы разума, поднимал голову бесшабашный русский «авось».

— Ну вы это… Разговоры отставьте. Значит, поезд длинный, вагонов уйма — когда тот вон холм огибать будет, от головы хвоста не видать. Как дерево на рельсы ляжет, притаитесь там вон — в кустарнике — и смотрите в оба. Где-то в хвосте всегда цепляют две-три платформы с белым песком — их сверху от сырости брезентом прикрывают, но… Оно и к лучшему. Всегда он где-нибудь, да отвяжется. Вот, значит, как поезд станет, пока боец из дорожной милиции от паровоза в хвост дотелепается, вы мигом ныряйте в песок и зарывайтесь поглубже. Так до Москвы и доберетесь. Ну а как поезд там где-нибудь остановится, опять не зевайте. До самого города лучше не ехать — неровен час застукают. Но близ столицы постоянно остановки бывают.

— А вы как же, Петр Федорович?

— А я отсюда в другую сторону. Даст бог, затеряюсь. Документы у меня в порядке, привыкну к новому имени, да и начну жизнь сначала. Как у вас там, по-грамотному, с чистого листа.

Он вдруг замолк и поднял, прислушиваясь, указательный палец:

— Давайте прячьтесь, идет!

Огонек, точно убегая, устремился по бикфордову шнуру. Сосна-долгомерок подскочила вверх, теряя корень, и рухнула поперек рельсов.

— Хорошо легла, — себе под нос усмехнулся Судаков. — Так, глядишь, все как надо и сложится.

Поезд затрубил раненым слоном и начал сбавлять ход.

— Ну что ж, девоньки, бог вам в помощь. — Он на всякий случай вытащил револьвер и взвел курок.

Как и ожидалось, из будки машиниста, чуть погодя, выскочил боец дорожной милиции, сдернул драгунский карабин с плеча, поводил стволом из стороны в сторону и осторожно стал приближаться к поваленной сосне.

— Папка твой к мамке б так шел, тебя бы на свете не было, — проворчал Судаков.

Бывший начальник городской милиции понимал, что если железнодорожники решат гудками вызвать подмогу с ближайшей станции, то всей его затее крышка. Конечно, дерево уберут в три минуты, но затем каждый вагон, каждую платформу обсмотрят и общупают до последней дощечки.

Боец подошел к сосне, оглядел искореженный разрывом комель, покачал головой и снова начал высматривать притаившихся разбойников. Потревоженные взрывом птицы постепенно успокоились и с обычным легкомыслием продолжили встречать рассвет. Ветер шелестел травой, ища в ней вчерашний день, мир дышал покоем и безмятежностью. Милиционер забросил карабин за спину и махнул рукой машинисту. Тот вместе с помощником выскочил из будки, и оба бросились помогать охраннику поворачивать рухнувшее дерево.

— Кажись, обошлось, — облегченно выдохнул Судаков, но тут услышал конское ржание неподалеку. — Вот же ж беда! — прошептал он, и до него донеслось ответное ржание уже с хвоста поезда. — Успели или нет?

Судаков с ходу укусил себя за руку.

— Да о чем я думаю? Меня самого сейчас…

Бывший начальник Елчаниновской милиции очень явственно представил, как от станции по тропе близ насыпи мчится на тревожный рев паровоза конный разъезд, а его собственные подчиненные, уже который день поднятые под ружье, скачут сюда же через лес. Судаков оглянулся.

— Куда ж деваться-то? Куда?

Он ринулся вперед, не особо соображая, что делает. Ухватившись за поручни, рывком вскочил в будку машиниста.

Спрятаться здесь было негде, и Судаков присел на колено, готовясь выстрелом попотчевать первого, кто сунется.

— Что здесь произошло? — услышал он чей-то окрик.

— Да вот, дерево упало, товарищ комэск! — рапортовал охранник.

— А то у меня глаз нет! Громыхало что?

— Да бес его знает. Ствол — тот и правда взорван. А вон там вот и воронка имеется.

— Да я вижу, что воронка! Песок… Может, снаряд туда угодил? Под углом вошел, вот взрыватель и не сработал, а сейчас заяц чихнул… Ладно. Как бы там ни было, осмотреть поезд надо. Ежели все нормально, то вперед-вперед — в коммуне остановка!

— Товарищ командир, — вступил новый голос, должно быть, машиниста. — Да сколько ж вы осматривать будете? У нас же график! За нами из Севастополя поезд идет.

— Так и шо ж теперь? Ну давайте, давайте, поспешайте! Вы трое помогите дерево оттащить, остальные — мухой вдоль состава. Гляньте, все ли путем, все ли на месте!

Судаков услышал звон шагов по железной лесенке, трижды глубоко вздохнул, успокаивая колотившееся сердце, вскинул оружие и… Увидел перед собой лицо одного из своих недавних подчиненных. Глаза их встретились. Пётр Федорович медленно и очень выразительно покачал головой из стороны в сторону.

— Тут все чисто! — крикнул милиционер.

— Ну так, еще бы! — ответил ему машинист. — Мы ж сами только что оттуда!

Судаков откинулся на стенку, переводя дыхание. В висках стучало, и сердце бухало, точно в дверь при аресте.

— Нам бы отправляться, товарищ командир! Вот и дерево уже убрали. Сами же видите — просто дурацкая случайность.

— Ладно, черт с вами. Все осмотрели? — спросил комэск.

— Да не видать ничего!

— Ну тогда по седлам! Возвращаемся!

Судаков облегченно вздохнул, перекрестился и, не теряя времени, выскользнул из будки. Десятка три энкавэдэшников: кто уже верхом, кто еще на земле — располагались по обе стороны поезда.