Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса

То ли от напряжения, то ли от герметичного защитного костюма пот мерзкими холодными струйками стекал по его спине. Вдруг путь преградила металлическая дверь, запертая на хитроумную систему засовов. Похоже, что этот фрагмент интерьера появился здесь уже после аварии. Конструкция очень напоминала задраенную переборку на подводной лодке, но здесь угроза таилась не в воде, а в радиационной пыли.

– Помоги, нужно одновременно поднять засовы. Ты сверху, я снизу, – проговорил Макс, навалившись на расположенную в стене ручку.

Тяжелый рычаг довольно легко поддался нажиму, и дверь с неестественным скрежетом приоткрылась. Только теперь Алекс смог оценить ее толщину. Она составляла около тридцати сантиметров и, казалось, была выполнена из свинца, обитого сталью. Поэтому размышлять о ее весе совершенно не хотелось – даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что он огромен.

Перешагнув через высокий неудобный порог, они оказались в огромном просторном помещении. Алекс оглянулся назад и, осветив дверь, еще раз убедился в том, что она здесь появилась уже после аварии. Судя по всему, дверной проем был вырезан в стене в том месте, где можно было более или менее безопасно и удобно попасть непосредственно под крышу саркофага.

Алекс, стоя на месте, принялся осматриваться вокруг. Луч прожектора оказался неспособен осветить помещение полностью, только выхватывая хаотично разбросанные в неестественных изломах фрагменты разрушенных бетонных конструкций, оборванных и покореженных трубопроводов, разорванной проржавевшей арматуры, земляных завалов и бесформенных предметов непонятного назначения.

Несмотря на то, что Алексу и раньше доводилось бывать внутри саркофага, он никогда не добирался до этого места, и теперь с жадностью исследователя впитывал всю получаемую информацию. По сравнению с первыми годами после аварии, радиационный фон здесь снизился в десятки раз, но по-прежнему представлял угрозу. Когда-то это помещение, став эпицентром взрыва, превратилось в жерло атомного вулкана, источавшего смертельные потоки радионуклидов.

Алекс остановился, рассматривая поразившую его своими размерами вывороченную и перекошенную плиту верхней биологической защиты. Неистовой мощью две тысячи тонн бетона были вырваны из конструкции и подброшены на несколько десятков метров, обрушившись поперек шахты реактора. Теперь это был настоящий памятник необузданной силе атомной энергии. Четверть века он был скрыт от посторонних глаз, только самые отчаянные добирались сюда. Гигантский бетонный круг с торчащими из него изломанными и изогнутыми подобно растрепанным волосам трубопроводами приковывал к себе особое внимание.

Алекс медленно водил взглядом от одного объекта в помещении к другому. Когда глаза немного привыкли, он с удивлением заметил, что откуда-то снаружи в нескольких местах пробивался слабый свет.

– Что это? Откуда свет? – Алекс с непониманием посмотрел на Макса.

– Это от прожектора, который горит в арке. Раньше в безоблачный день здесь можно было даже не включать освещение. Вполне хватало солнечного света.

– Я, конечно, знал об этом, но не представлял реальных масштабов.

– Тут только по проекту существует большое количество разного рода отверстий для естественной вентиляции, а со временем их общая площадь стала уже, наверное, больше тысячи квадратных метров. К тому же крыша порядком проржавела. Хотя эти дыры не столь критичны по сравнению со всем остальным.

– То есть, арка все-таки оказалась своевременным решением.

– Кто его знает, – Макс пожал плечами, – думаю, саркофаг вполне мог бы еще лет десять, может быть, двадцать выполнять свои первоначальные функции. Так что сложно судить. Хотя в нашем случае если бы не было арки, вряд ли я смог бы выжить внутри саркофага. Но кстати, за счет этих самых дыр у нас появился небольшой запас восполняемых продуктов.

– В каком смысле? – Алекс замер.

– Очень просто, – Макс усмехнулся под маской респиратора. – Через них внутрь смогли проникнуть не только крысы, но и немало птиц. Здесь, – он указал на балки, создавшие каркас для крыши, – есть несколько голубиных гнезд. Когда построили арку, новая живность уже не прибывала, но все, кто здесь находились, оказались в ловушке и остались навсегда. Правда, птицы стали более скрытными и сменили свой окрас на более темный.

– То есть, получается, что темный цвет – это следствие облучения? – удивился Алекс.

– В какой-то мере. Я бы сказал, что темный цвет – элемент адаптации к радиации, но это только вершина айсберга. Точнее, видимая его часть. Весь процесс устроен значительно сложнее. Все дело в антиоксидантах, которые способны тормозить окисление в организме, которое усиливается при облучении. В результате этого серьезно страдают ДНК и РНК живого существа, – Макс явно вновь увлекся своим рассказом и перестал замечать, что они находятся в весьма опасном месте. – В частности, на это способно такое вещество, как глутатион. У животных с яркой окраской оно расходуется на формирование цвета, а у остальных весь его объем вовлекается в освобождение организма от вредных последствий облучения.

– То есть, – Алекс задумался, – выходит, что птицы уже сумели приспособиться к совершенно новым условиям своего существования?

– Можно и так сказать. Это факт и размышления о возможной множественности ядерных катастроф в прошлом натолкнул меня на мысль о том, что природа создала во всех живых организмах некоторые механизмы противодействия этим явлениям. Включаются они только при изменении тех или иных условий обитания. И наблюдать их мы ранее не могли только по одной простой причине – ученые лишь в XX веке смогли осознать, что представляет собой радиация, и начали хоть какие-то исследования в этом направлении. Понимаешь, будто после многих тысячелетий забвения это знание снова вернулось к нам, – Макс вдруг закашлялся, и в голову вернулось осознание, что они выбрали не самое удачное место для подобной беседы. – Пойдем, я тебе кое-что покажу здесь и будем торопиться назад. Заговорились.

Они вновь двинулись по реакторному залу, осторожно ступая, преодолевая преграды, от которых фонило со страшной силой. Зная это, Макс местами сознательно отключал дозиметр, датчиком которого на вытянутой штанге ощупывал порой дорогу. Его писк надоедал, разносясь в черепной коробке отвратительным эхом. Максу даже иногда казалось, что от этого звука начинало ломить зубы. Но он знал, что виной тому не писк, а источники мощного радиоактивного излучения, разбросанные по помещению или залитые тоннами серой бетонной массы во время строительства саркофага. Другого выхода тогда не нашлось – тонны изуродованных строительных материалов, графита и фрагментов топлива приходилось сбрасывать сюда с крыши третьего энергоблока и хоронить в единой братской могиле.