Борис Батыршин - Мартовские колокола

— Ну что же вы, Иван! — послышался недовольный голосок моей дамы. — подайте мне руку, я сяду…

Машинально я протянул Варе руку; она, затормозив, пристроилась на краешке заполненной до отказа лавочке и принялась возиться с ремнями. Было неудобно — длинные полы платья мешали добраться до пряжки, коротенький полушубок (или как это здесь у них называется?) не давал нормально согнуться в поясе и дотянуться до высокого башмачка, к которому были примотаны лезвия. Я спохватился:

— Постойте, Варь, давайте помогу!… — опустился на колено перед девочкой, и подхватил ладонью лодыжку, с намерением подтянуть ремни.

Вместо того, чтобы протянуть мне ногу с коньком, Варя дёрнулась назад, вырвав ногу, и чувствительно заехав лезвием конька мне по ладони.

— Черт… так и руку распороть можно!

— Простите… буркнула Варенька и я удивлённо поднял на неё глаза — голос девочки звучал как–то странно.

Да и сама она, похоже, не была в восторге от моей галантности. Я оглянулся по сторонам — барышня лет двадцати, сидевшая рядом с нами, с удивлением смотрела на меня, а её спутник, молодой офицер–артиллерист понимающе усмехнулся. Я с запозданием сообразил, что делаю что–то не то: ну да, подобный насквозь естественный для нас жест — поправить конёк спутнице на катке, — здесь, пожалуй, может быть воспринят как изрядная фривольность…

— Простите… гхм… — в замешательстве выдавил я. — Простите, Варя, я хотел… А вот у нас, в Канаде, так принято, чтобы кавалер помогал даме зашнуровывать коньки на катке…

Я нёс какую–то чушь и, наверное, сам запутался бы — но тут Варя, решительно отстранив мою руку (сам не заметил — но я всё так же стоял перед ней на колене и продолжал цепляться теперь уже почему–то за лезвие конька), быстро привела свой спортинвентарь в порядок.

— Поедемте, Иван, давайте догоним Марину с моим кузеном…

Мы проделали ещё два круга. Лисья шапочка Маринки и башлык Серёжи то и дело мелькали впереди; начал идти лёгкий снежок, оркестр заиграл какой–то прозрачный, искристый вальс, и мне так и хотелось подхватить Варю за руки и закружиться с ней по льду — хоть я и совершенно не умею этого делать, но сейчас наверное, получится…

Музыка затихла. Я вдруг обнаружил, что мы с Варей возле террасы с оркестром, и она, задыхаясь (последний круг был, кажется, слишком быстрым) смотрит на меня такими сияющими глазами, что я сразу забыл, что вокруг меня девятнадцатый век, и до моего рождения еще, строго говоря сто двенадцать лет. Я осторожно положил ладони ей на плечи, и девочка — девушка? — боязливо подалась ко мне, закрыв глаза, и…

— Так–так! раздался злодейский голосок Марины. — Вот вы, значит, куда спрятались!..

Волшебство кончилось. Варенька вырвалась из моих объятий и скрылась в толпе катающихся. Оркестр снова заиграл — кажется, на этот раз мазурку, — а я торчал возле террасы, как дурак и глядел ей вслед…

Серёжа Выбегов стоял за спиной Маринки и тоже молчал — не знал, как себя вести в щекотливой ситуации.

«Как бы он мне в рожу не заехал, — ни с того ни с сего подумалось мне. — он же белый офицер, хотя и кадет, у них тут правила чести, а Варька — его кузина… тьфу, какой нахрен белый, что я совсем свихнулся со всем этим?!..»

Марина неожиданно подхватила меня под локоть и увлекла в сторону от террасы с оркестром. Серёжа проводил нас неодобрительным взглядом, но, подчиняясь её жесту, остался на месте

— Кстати, мон ами Жан, — ласково–ядовито произнесла Марина. — давно хотела вас спросить — а кто вы на самом деле? Раз уж вы вздумали вскружить голову моей лучшей подруге, то, я, пожалуй, имею право это знать? —

— Как это- кто? — опомнился я. — Марин, я же вам сто раз рассказывал…

— Да–да, конечно, Аляска, Америка, трудное детство, револьвер вместо деревянной лошадки. — картинно скривилась Марина. — Жан, оставьте эти милые сказки для нашего дворника? Пока за вами бегал только мой дражайший кузен, я не вмешивалась, в конце концов — он мальчишка, у вас свои дела. Но, раз уж речь зашла о таком воздушном существе как Варенька… Давайте–как, признавайтесь, ваш отец, кто — капитан Немо или сумасшедший учёный с острова Лапута. И — не вздумайте мне лгать, учтите, я всё про вас знаю!

Я ошалело озирался по сторонам и молил бога только об одном — чтобы Серёжа Выбегов, изо всех сил делающий вид, что ему нет никого дела до нашего с Мариной разговора, и в самом деле ничего не слышал.

— Любезничаете? — спасение пришло в лице Вареньки; она, видимо, сделал круг, и вот, снова оказалась возле террасы. — Ну, спасибо тебе, Марин, век не забуду….

— Не стоит, Heureux de vous aider, mademoiselle Rusаkova [74] Рада была помочь вам, мадемуазель Русакова. , — Маринка присела в шутливом реверансе. — Ладно, поехали ещё покатаемся. А вы, милый мой Жан, не надейтесь, что наша беседа закончена. Не далее как сегодня вы с моим дорогим кузеном мне всё расскажете!

— И упорхнула под мазурку вместе с Серёжей.

Нет, видали? И что мне теперь прикажете делать???

Вечер, поздно. С ног, кажется, сейчас свалишься от усталости… в последнее время часто случается приходить домой в таком вот, выжатом, как губка состоянии. На углу оранжево мерцает фонарь… кто там?

Никого. Показалось. Неужели уже начинаются видения?

Надо идти домой. Правда — очень не хочется — дома сестра, Аня. Меньше двух недель прошло, после годовщины смерти папы. Ани в тот день целый день не было дома; когда спросил, где была — ответила: «На Волковом кладбище».

Нехорошее место. Осенью, на двадцать пятую годовщину смерти Добролюбова — попались там казакам… чудом целыми ушли…

— На Волковом? Зачем, Аня? Папа же не там лежит…

Пожала острым плечиком:

— Не знаю…. всё равно. Ходила, плакала… потом домой. По дороге думала о маме, младших… они ведь совсем–совсем одни, там, в Симбирске!

— Аня, тебе надо успокоиться. Пойдём, я тебе накапаю…

Злой взгляд в ответ. Почему? Раньше она никогда не смотрела так на брата.

— Ты не был, когда папу…. Когда…

— Но ты же знаешь, почему.

— Знаю. — вздох. — … а другие пришли, весь город. Так много речей говорили…

Что он мог ей ответить? Мать не дала телеграммы — знала, что у Сашеньки, старшего, важная курсовая работа по биологии, что идёт на большую золотую медаль.

Медаль он получил. Золотой кружок. Нет, правда, золотой — без обмана, без всякой позолоченной меди. Не так уж и много за него дали в ломбарде…. только–только, чтобы хватило на динамит…

Но — отца зарыли без него. И вот Аня, её взгляд.. скомканный платок, сжатый в исхудавшей ручке. Подняться по лестнице, открыть дверь и наткнуться на взгляд её непростивших глаз…

— Аня, уже поздно. Шла бы спать…