Луиза-Франсуаза - Серпомъ по недостаткамъ

Отказываться от великой чести стать уругвайским гражданином я не стал – ведь теперь "в любой стране мира посол Восточной Республики (так страна называлась официально) придет вам на помощь в трудную минуту". Но – главное – теперь на купленную земличку никто не сможет претендовать: в Уругвае действовало в отношении земли "американское право", то есть если в отсутствие хозяина кто-то пять лет на ней будет вести хозяйство, то может землю забрать себе. Но это лишь в случае, если хозяин – не гражданин. Я поначалу было удивился, но алькальд мне пояснил, что "граждан" в стране с почти миллионом жителей будет тысяч сорок – это лишь те, кто имеет право "избирать и быть избранным", для чего имелся имущественный ценз – и я его прошел.

По поводу "обретения нового гражданства" пришлось устроить званный обед (на который пришлось потратить одну десятую от сэкономленного за счет мотоцикла на покупке поместья), но потратился на него я очень не зря: познакомился с уважаемыми людьми и узнал много нового и интересного. Например то, что уголь в Монтевидео стоит примерно раз в пять дороже чем в Ресифи: ну нет в стране угля. То-то я удивлялся, что в порту почти одни парусники стоят! Ладно, сейчас это не очень важно – у меня в трюме угля до Дакара доплыть хватит. Гораздо интереснее оказались "новые знания" о местном сельском хозяйстве.

Сельское хозяйство в Уругвае было. И кормило исправно все девятьсот тысяч населения, из которого больше восьмисот как раз кормильцами и были: крестьяне, однако. Но так как природа крестьян баловала, то и они не утруждались, поэтому приобрести тут хотя бы пару тысяч тонн пшеницы – чтобы не пустым обратно плыть – было практически невозможно. И уж тем более – весной. И это было очень досадно.

Еще более досадным оказалось то, что и с деревом (в качестве стройматериала) было тут совсем не как в Царицыне. Дерево конечно было, только вот строить из него невозможно, оно только на дрова годилось. Для строительства деловую древесину покупали в Буэнос-Айресе, куда его сплавляли по рекам опять же с отрогов Кордильер. Что было сильно недешево, поэтому и строили тут в основном из камня – тут даже у последний пеонов домики каменные были. Так что удачно захваченные "щитовые домики" местных пейзанам дворцами покажутся – но десяток сараюшек по пятнадцать квадратных метров на почти восемьдесят человек – это явно маловато будет. А в поместье стоял лишь полностью ободранный двухэтажный домик. Отремонтировать – можно, но тогда уже и сараюшек не останется, а народу-то где-то минимум полгода жить надо!

Так что после завершения ремонта машины пришлось послать "Лю Гелль" в Аргентину. Сто миль – немного, шесть часов ходу. Но пока найдешь все нужное, пока купишь и погрузишь – в соседней стране народ тоже перегружать себя работой не желал. Так что пришлось мне в Уругвае задержаться ещё на десять дней, что знаний мне сильно добавило.

Местные мужики из соседней деревушки для моих крестьян домики (метров по пятьдесят, да еще с такого же размера "верандой" с тростниковой крышей) построили за неделю. Десять домиков для казаков, с двумя маленькими спаленками внутри и восемь – для "механизаторов" (тут спален не предусматривалось). За строительство каждого я уплатил по три рубля серебром – и это с "материалом исполнителя работ"! Оказывается, труд тут вообще ничего не стоил. То есть стоил, конечно – но даже грузчик в порту за сутки мог заработать копеек пять на наши деньги, а скорее – три. Но все же лес из Аргентины мы не напрасно везли: надо было еще и гаражи для сельхозтехники строить, да и конюшни те же – тут и камышовая крыша не пойдет, стропила нужны нормальные, да и дом в усадьбе починить – тоже бревна нужны: климат тут теплый, за несколько лет без крыши в доме все перекрытия сгнили напрочь.

Впрочем, дожидаться окончания строительства и ремонта я не стал, и, сразу после разгрузки закупленного в Аргентине я отправился обратно. Со мной возвращался лишь Березин – Станислав Викентьевич остался руководить выращиванием урожая, в Мухонин – переводчиком. Березин до самого Ресифи сиял как начищенный пятак: в Буэнос-Айресе он не только затоварился лесом, но и совершил "сделку века": он поменял полторы тысячи тонн донецкого антрацита на две тысячи тонн бобов. То есть черной фасоли, хотя местные именовали это не frijoles, а именно habas. Да , и в Аргентине уголь недешев…

После Ресифи, когда в угольные ямы был загружен уже местный уголек, сияние его слегка угасло: в шторм-то было незаметно, а в хорошую погоду вонючий какой-то дым быстро пропитал все помещения судна. Да и пар держать на нем было сущее мученье, быстрее шестнадцати узлов кораблик разогнать не удавалось. Но тем не менее до Дакара доплыли, а там уж рукой подать и до дома.

Руку мы подавали еще две недели, потому что при отсутствии почти сотни "добровольных помощников" на борту бункеровка что в Дакаре, что в Алжире занимала по двое суток с хвостиком. Однако восьмого ноября "Лю Гёлль" пришвартовался в Ростове, и первое мое заграничное путешествие закончилось. Ещё сутки – и голова моя встретилась с подушкой в уютной квартирке "инженерного дома".

А утром меня разбудили женские голоса в кухне: довольно печальный – Дарьи и радостный, с прорывающимся смехом – Камиллы.

– Об чем смеемся? – поинтересовался я, заходя в кухню.

– Да я вот, Александр Владимирыч, решила за завтрак бобы эти иноземные вам сварить – но они уж час варятся, а все как каменные! – пожаловалась Дарья. Я уж думала, что не для еды они, по какой иной надобности вами привезены, а я испортила их…

– Да говорят тебе, не бобы это, фасоль. Только какая-то слишком твердая, ее варить небось часа три нужно… – Камилла повернулась ко мне – А зачем ты ее привез? Она что, вкуснее нашей?

– Там, оказывается, пшеницу и вовсе не продают, так Березин, рабочим и крестьянам на прокорм, фасоль закупил. А так да, вкусно – только я нашу не ел еще, какая вкуснее – не знаю.

– Ладно, ты, Дарья, не волнуйся – упокоила неудачливую повариху Камилла, – я специально на обед зайду фасоли поесть. А ты, Саш, давай заканчивай завтрак и пошли в лабораторию. Я тебе должна кое-что показать…

– Да отстань ты от Александра Владимирыча, – заступилась за меня Дарья, – дай отдохнуть человеку! Слыхано ли дело – почитай два месяца в дороге!

– Ну ладно, тогда, Саш, я за тобой завтра зайду. А ты бы тогда в Ерзовку, что ли, съездил – Евдокия от тебя чего-то срочно хочет. А делами всяко лучше завтра заниматься – отдохнешь хоть с дороги.

Да, отвык я уже от Камиллы за завтраком… Так, а где остальные?

– Так Машка-то сейчас к нам не ходит, каникулы у нее. Она нынче с семи часов уже на заводе, если нужна – то сразу на стекольный кого и пошли – поделилась сведениями Дарья. – А Мария Иннокентьевна нынче в отъезде, с Герасим Данилычем они в Калугу уехали. Вернуться обещали через неделю уже – и, попробовав в очередной раз булькающие в кастрюле бобы, с досадой добавила: