Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути

Незнакомец также поспешил найти укрытие, присев у дерева. Сколько у него может быть пистолей? И гадать нечего – два, никак не больше. Один он разрядил. Штуцер ему перезарядить было некогда. Выходит, у него сейчас остался единственный выстрел. Пока единственный.

Если Алексей станет тянуть, то противник успеет перезарядить свое оружие. Значит, времени ему давать нельзя. Как нельзя сходиться и врукопашную. Шестеро перебитых гвардейцев до сих пор перед глазами. Он, конечно, тоже не подарок, но и излишней самоуверенностью не страдает.

Не желая давать противнику передышку, Алексей быстро выпростал ноги из лыж и, изготовив пистоли, рванулся вперед. Хм. Рванулся – это, пожалуй, преувеличение, скорее побрел, по колено утопая в снегу и стараясь держать оружие повыше. Да еще и вверх по склону. Словом, тут не до резвости, движешься – и ладно.

Ага. Заметил. Высунулся. Алексей выстрелил из пистоля. Н-да-а… Нет, он хороший стрелок и из своего оружия стрельнул бы куда более знатно. Но пистоль, взятый у гвардейца, явно заряжен без особого старания. Хоть бы пулю обернул в тряпицу, чтобы не болталась, как кое-что в проруби. Оружие-то снаряжал в спокойной обстановке, а не на поле боя. Впрочем, грешно жаловаться. Звук выстрела все же заставил засевшего беглеца дернуться обратно за дерево, а Алексею это позволило сделать лишнюю пару шагов.

Разряженный пистоль в снег. Второй в правую руку. Еще шаг. Вот опять появился убийца. Пистоль направлен на Алексея. Спокойно. Только не спешить. Сейчас! Савин выстрелил практически не целясь, на мгновение опередив противника. А еще бросил тело в сторону, падая на снег и хватаясь за торчащее из него деревце. То ли стрелок все же дернулся при выстреле Алексея, то ли сам Савин вовремя ушел с линии прицеливания, но факт остается фактом: он остался целым и невредимым.

Теперь только вперед. Главное – не дать ему перезарядиться. Гад! А он и не собирается перезаряжаться. У него на ногах лыжи, Алексей же остался без них и вынужден двигаться утопая в снегу. Да еще и оружие разрядил. Вот и решил паразит воспользоваться имеющимся преимуществом. Вообще-то глупо, если вспомнить о том, что беглецам не помог куда больший отрыв.

Пятьдесят шагов. Плевать. Уж он-то не ленился, когда снаряжал свое оружие. Все сделано тщательно, а потому… Дернув ворот полушубка, Алексей выхватил из-под него свой пистоль, взвел курок. Ушаков прибьет… Прицел чуть ниже. Плевать, в ногу или задницу, только бы до дыбы дожил, да там чуток протянул. Есть!

– Итить твою! – Нога у беглеца подломилась, и он повалился в снег.

Все, теперь не терять времени. Сказать, что эти пятьдесят шагов вверх по склону дались ему трудно, это ничего не сказать. Хорошо хоть слежавшийся снег не осыпался под ногами, обеспечивая хоть какой-то упор. Но все же каждый шаг давался с невероятным усилием.

А подстреленный убийца и не думал сдаваться. Алексей прекрасно видел, как тот, лежа на боку, заряжает пистоль. Двадцать шагов… Раненый вогнал в ствол пулю и дослал ее шомполом. Восемнадцать шагов… Шомпол отброшен в строну, он уже взводит курок.

– Су-ука-а!!! – Отчаянный крик Савина слился с выстрелом.

Ну вот что он теперь скажет Ушакову? На кой ляд ему нужен труп? Может, второй?.. Алексей спустился немного вниз. Как же, второй, размечтался. Еще малость, и коченеть начнет.

Одолеваемый любопытством Савин поднялся-таки на склон. Ему было интересно, на что рассчитывал беглец, так рьяно бросившийся наутек. Что же, ничего сверхъестественного и удивительного. Неподалеку от этого оврага к дереву были привязаны два мерина, глодавшие молодые ветви кустов. Да и до дороги оставалась самая малость. Получается, он нагнал их в последний момент. Еще немного, и они ушли бы.

Иван Долгоруков поначалу держался достойно. Он стойко переносил пытки. Но всему есть предел, и человеческим силам тоже. Его истязатели менялись, отдыхали, разминались, взбадривались вином. Ивана же все время держали в горячем состоянии. Лишь изредка он получал короткий перерыв. Ему давали роздых, однажды даже вывели на свежий воздух из пропитавшегося тошнотворными запахами крови, паленого мяса и испражнений сарая. А потом все возвращалось на круги своя.

На третьи сутки он, что называется, потек. Пребывая в полуобморочном состоянии, едва ли отдавая себе отчет в происходящем, заговорил. Иван отвечал на любые вопросы, и отвечал правдиво, как человек, дошедший до последней стадии отчаяния, когда уже все равно.

Петр, чувствуя угрызения совести, кусая губы до крови, выслушивал все эти откровения, пристроившись в полутемном углу так, чтобы его не видел Иван. Юный император и сам не мог смотреть на своего бывшего друга. Тут и разочарование, и чувство вины, и обида, да чего только он не испытывал…

Здесь же присутствовали и два поручика из обеих рот. По здравом размышлении Ушаков решил провести последний и решительный допрос в их присутствии. Этих офицеров он собирался увезти с собой, дабы иметь дополнительных свидетелей. Все же Долгоруковы весьма влиятельный род, и никакая страховка лишней не будет.

Имелся у них и значительный козырь в виде Василия Владимировича Долгорукова, генерал-фельдмаршала, сподвижника Петра Великого. Василий Владимирович пользовался большим авторитетом в армии. Но здесь имелась возможность вбить клин между родственниками. Как следовало из показаний Ивана, его дядя резко воспротивился восшествию на престол племянницы и не поддержал заговорщиков, что, собственно говоря, и охладило в значительной мере их пыл. Нет, оставить его без наказания не получится при всем желании, а человек он далеко не глупый, обладающий деятельной натурой. Но ведь между ссылкой и плахой большая разница. Во всяком случае, Ушаков советовал поступить именно подобным образом.

– Государь, от Василия Владимировича еще может быть немалая польза. Посидит в ссылке, остынет после разгрома братьев, а там, глядишь, еще и послужит России.

– Что так-то, Андрей Иванович? Я чего-то не знаю? Мне казалось, меж вами любви никогда не было, – удивился Петр.

Они опять сидели за столом, в чистой избе. Вот только запах сарая словно преследовал юношу. Император даже потянулся к кубку с водкой, но вовремя вспомнил свой зарок насчет бражничанья.

– Так ведь и твоему воцарению на престоле я тоже был противником, видя там твою тетку Елизавету Петровну. Но сегодня служу тебе верой и правдой, потому как в первую голову служу России, на алтарь которой положил жизнь твой дед. Если уж он, то нам и сам Бог велел.

Петр непроизвольно сжал кулаки. Опять дед! Да сколько можно-то?! Нет его! Есть император Петр Второй! Бесспорно, дед был велик, но к чему каждый раз тыкать его внука в это, как щенка неразумного в собственные какашки, дабы не гадил где ни попадя. ОН ИМПЕРАТОР! ОН! А дед уж который год покоится под могильной плитой! Нет его!