Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути

От него не укрылось, что подручные Ушакова что-то заподозрили. Один из них начал проявлять интерес к двум плутонгам, сопровождавшим Петра на охоте. Никакого следствия не было, никого не вызывали на допросы. Вот только он не сомневался, что интерес бородача к гвардейцам не случаен. И вот когда он уже был близок к отчаянию и чувствовал на своем горле хватку Ушакова, когда, наплевав на осторожность, был готов сразить Петра уже не таясь, появились наемники.

Буквально на следующий день он почувствовал, что рука, уже вплотную приблизившаяся к его горлу, вдруг исчезла. Он не мог объяснить доподлинно, как именно он это понял, но был в этом абсолютно уверен. У него появилось дополнительное время, чтобы обставить все наилучшим образом и нанести удар неспешно, наверняка. Так, чтобы уже никакой дьявол не смог спасти императора.

Смена резиденции и переезд. В общем-то ничего особенного. Просто, поутру выехав из Зимнего дворца, после дневных дел вернуться в Летний. Дворец. Сильно сказано. Скорее уж – большой дом богатого бюргера. Разве только изукрашен лепкой, скульптурами, иными какими изысками, но если не знать, что это обиталище российского императора, то сразу и не догадаешься. Нет, здание вполне себе даже представительное. Да только в Санкт-Петербурге уже в достатке и таких, что превзойдут его и по пышности, и по вычурности, а главное по размерам.

Впрочем, это скорее от простоты в обиходе Петра Великого. У него в обоих дворцах не было даже зала большого для устройства пышного приема или ассамблеи. В этом случае он не стесняясь использовал дворец своего фаворита и первого губернатора столицы светлейшего князя Меншикова. Император так и называл дворец – Посольский.

Будучи сам более чем скромным, первый император российский от подданных требовал обратного. Усадьбы и дворцы велено было возводить из камня, с неизменной пышностью и привлечением иноземных архитекторов. Можно было и своих, русских, но непременно прошедших обучение за границей, и в установленном стиле, никак не иначе. Столица вообще строилась по определенному стандарту и высочайше утвержденному генеральному плану.

Зимний дворец располагался напротив стрелки Васильевского острова. Оттуда открывается прекрасный вид как на сам остров с меншиковским дворцом, так и на Малую Неву, убегающую вдаль к морю, на правый берег и Заячий остров с крепостью, где ведутся строительные работы, и закончатся они еще ой как не скоро. Все же, несмотря на скромность дворца, место выбрано исключительное радующее глаз. А когда вокруг исчезнут следы непрерывно ведущегося строительства…

Летний дворец расположился восточнее, у слияния Мойки и Фонтанки. От первой к Неве протянулся Лебяжий канал. Таким образом, появился рукотворный остров в форме вытянутого четырехугольника. Сам дворец опять же больше похож на обычный двухэтажный дом, сравнительно скромных размеров, но с великолепно отделанным фасадом. Непритязателен был дед, ничего не скажешь.

А вот разбитому перед дворцом превосходному парку можно было позавидовать. Красота, одним словом. Правда, смотря с чем сравнивать. Если, к примеру, с петергофским, так этот уступит. В Петергофе одна только система фонтанов чего стоит. И дворец там куда как представительнее. Но то лишь загородная резиденция. Можно, конечно, и там поселиться, да только лучше бы с этим погодить.

Сначала нужно крепко на ноги встать. Хватит, повеселился. Петергоф, он все больше к праздности и веселью располагает. А ему нынче работать нужно много, и в первую голову над собой. Как оказалось, праздного да глупого государя очень даже легко можно под себя подмять, сколько ни пыжься и ни бей себя в грудь, утверждая, что ты самый настоящий император. Вот и подмяли малолетнего да глупого. Так подмяли, что и вспоминать не хочется…

Кто высоко возносится, тому и падать больно, а бывает и так, что насмерть расшибешься. Не минула чаша сия и Долгоруковых. Ушаков проделал все просто виртуозно. Как и ожидалось, едва прознав о подложном тестаменте, Голицыны тут же откололись от Долгоруковых. Несмотря на приверженность Дмитрия Михайловича идее установления в России дворянской республики, он все же всячески поддержал борьбу с заговорщиками. Что, впрочем, не спасло его лично от последующей опалы. Молодой Петр посчитал, что подобные взгляды не могут пойти на пользу государству, так как исходили от лица, облеченного властью, и грозили империи ненужными потрясениями.

С Долгоруковыми обошлись жестко. Семьи были сосланы в принадлежащие им дальние уделы. Василий Лукич, вдохновитель заговора, Алексей Григорьевич и Иван были казнены. Василий Владимирович был отправлен в опалу в свое имение, без права покидать оное до особого распоряжения. Родственники, выдвинутые на различные должности, пока делами заправлял верховный тайный совет, были уволены от службы. В итоге их также выслали в принадлежащие им имения.

Верховный тайный совет был распущен, и при вернувшемся на прежнюю должность Ягужинском вновь силу взял Правительствующий сенат. Петр не забыл и об Остермане, ставшем при нем тайным советником. С одной стороны, умен и изворотлив, с другой – нужен был противовес генерал-прокурору. В том, что этот немец будет верно служить императору, являясь опорой, Петр не сомневался, как не сомневался и в том, что, если даст слабину и пойдет на поводу у Андрея Ивановича, тот не упустит своего шанса.

Немало времени было потрачено, чтобы хоть как-то разобрать то, что успели наворотить верховники, а по сути Долгоруковы, пока император был фактически под их контролем. Отменили указы, на которых стояла подпись Ивана Долгорукова, это ему также ставилось в вину.

Правда, Петру было совестно, так как те указы Иван подписывал с его попустительства и даже дозволения. Но с другой стороны, думай, что творишь, тем более уговорить Петра подмахнуть указы Ивану не составляло труда. А потом, навредить Ивану это уже никак не могло, его судьбу предопределила одна-единственная подпись. Все остальное было сделано только для того, чтобы иметь основание для признания указов недействительными. Кстати, таковыми были признаны и часть тех, что подписал сам Петр, хотя об этом и знали лишь трое – Остерман, Ягужинский и Ушаков.

Покончив с заговором, Петр совершил поездку по мануфактурам и заводам. Странное и небывалое доселе дело. Остерман не мог нарадоваться на своего воспитанника. Да и другие, кому судьба России не безразлична, с надеждой взирали на императора. Впрочем, нашлись и те, кто взирал на пока еще неказистые шаги молодого императора с опаской. И что самое примечательное – также пребывая в тревоге за судьбу отечества.