Андрей Смирнов - Рыцарь

Воцарилось молчание.

– Я соберу для вас эту сумму, – сказал Иосиф через некоторое время. – Полностью.

Ги встречал меня во дворе замка дона Диего.

– ...Ну что (это было первым вопросом, который он задал), вытряс у проклятого иуды наше золото?

– Знаешь, Ги, – сказал я, слезая с лошади, – у далёкого народа, живущего на востоке, есть поговорка: горбатого могила исправит.

– То есть он денег тебе не дал? Так я и думал! Вот чёртово племя! Хоть бы толика благодарности...

– Ги, успокойся. Я не о нём говорил.

Когда я проходил мимо своего приятеля, я не мог не насладиться появившимся на его лице искренним недоумением.

– Чего-то я тебя не понимаю...

– И не надо. Забудь.

– Так дал он тебе денег или нет?! – взревел Ги, терпение которого было весьма ограниченно.

– Дал. Пока не всё. Понимаешь, он не может сразу собрать такую сумму. Я привёз пятую часть. За остальным отправлюсь ещё раз, через неделю.

– В следующий раз возьми с собой несколько человек, – буркнул мой друг. – Хотя бы из людей Диего. Одна стрела на обратном пути – и у нас нет ни тебя, ни золота.

– Ги, я не хочу просить Диего об очередном одолжении. Он и так оказал нам большую любезность, позволив сделать его замок опорной точкой для войны с Альфаро.

– Эй, эй, придержи коня! Это мы оказываем Диего большую услугу, вытаскивая из выгребной ямы его родственницу.

Я качнул головой:

– Он придерживается на этот счёт другого мнения. Благополучие семьи в целом для него куда важнее, чем одна и к тому же не самая близкая родственница.

Презрительное выражение на лице Ги ясней ясного говорило, что он думает о подобной политике.

– Как обстоят дела с наёмниками? – сменил я тему. – Нашёл кого-нибудь?

– Найти – нашёл. И даже больше, чем надо.

– То есть?

– Слишком много мелких наёмных отрядов. Почти все они – полубандитские шайки, оказавшиеся сейчас, в мирное время, не у дел. Некоторые только и ждут начала войны с маврами. Не потому, что сами хотят участвовать в ней. Когда начнётся война, король и его вассалы будут слишком заняты, чтобы ловить их и наказывать за грабежи и насилия.

Я нахмурился:

– А что-нибудь поприличнее?

– Есть и поприличнее, – кивнул де Эльбен, – я нашёл их, поговорив кое с кем из Ордена. Крупный отряд. Командует ими Хайме по прозвищу Толстяк. Говорят, он весьма низкого происхождения, чуть ли не крестьянин. Но здесь к этому относятся иначе, чем у нас во Франции. Имеешь оружие и коня – значит, можешь вызвать на поединок любого, кто откажется считать тебя доном. Варварские обычаи... Хотя в чём-то они не лишены смысла.

– Да, я заметил, что многие люди, которые у нас только сеют и пашут, здесь, в Испании, могут, кроме того, ещё и вполне сносно обращаться с оружием. И что этот Хайме из себя представляет? Ты говорил с ним?

– Говорил. Но настоящего разговора ещё не было. – Ги ухмыльнулся. – Да и не могло быть – без человека, который всё это затеял и который возглавит нас в этой кампании. То есть без тебя.

– Вот он я. Где твой Хайме?

– Пьёт пиво в Тортосе. А с ним ещё двое предводителей меньших отрядов, которых я также пригласил. Отряда Хайме всё равно маловато. Когда отправляемся?

– Да хоть сейчас. Поем чего-нибудь горячего – и вперёд.

– Ещё не отбил себе в седле задницу?

– А ты? – ответил я подначкой на подначку.

– Я-то привычен. Я после Палестины четыре года в Лангедоке не сидел, в куртуазном общении не упражнялся и стихи марсельским баронессам не писал. Я, после того как твой Филипп обратно во Францию отчалил, в Палестине ещё две зимы провёл.

– Ну, знаешь, я в Лангедоке тоже не сидел. Я по нему ездил.

– От одного замка, где вкусно кормят, к другому.

– Точно. Счастливые были деньки.

Сказав это, я неожиданно понял, что так оно и было.

Настоящий Андрэ де Монгель, таившийся где-то на дне моего собственного разума, молчаливо согласился со мной: да, деньки действительно были счастливыми.

Тортоса расположена на берегу реки Эрбо, километрах в двадцати от места, где Эрбо впадает в Средиземное море. Нечего и говорить, что этот город является значительным торговым центром. А это значит, что воняет он вдвое больше, чем обычный город этого времени.

Перед трактиром, где должна была состояться встреча с Толстяком, мы поручили лошадей подбежавшим конюхам, после чего степенно вошли в общий зал. На Ги был его обычный прикид: белая туника и белый плащ с красным крестом. Под туникой – кираса толедской работы. На мне были доспехи Бенедикта де Бале. Из оруженосцев тамплиера нас сопровождал только Анри. Рено остался в замке – по моей просьбе. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь занялся сбором последних слухов о том, чем сейчас заняты Альфаро, король Педро и мавры, с землями которых граничило графство Кориньи. А также чтобы кто-нибудь присмотрел за Алонсо. В моё отсутствие тот мог выкинуть какую-нибудь глупость. Например, отправиться в своё комендантство.

За широким столом сидело несколько человек. Один из них, лысеющий увалень лет пятидесяти, неторопливо поднялся. Остальные последовали его примеру.

Я протянул руку увальню. И не ошибся.

– Хайме из Кольменара, – представился он, с некоторой осторожностью пожимая мне руку. Возможно, боялся раздавить. Моя отнюдь не девичья ладонь просто утонула в его грабле.

– Я – сьер Андрэ де Монгель.

– С прибытием. Яго, освободи господам место.

Названный человек забрал своё оружие со скамьи на которой сидел, и молча встал позади Хайме. Судя по цвету его кожи и волос, в его жилах сарацинской крови было больше, чем европейской.

Мы уселись на освободившуюся скамью. Анри безмолвно маячил за нашими спинами.

Двое людей, сидевших слева и справа от Хайме и, соответственно, справа и слева от нас с Ги, оказались командирами тех самых двух банд, которые были необходимы нам, чтобы добрать до минимума, требуемого для начала военных действий против Альфаро.

Некоторое время мы торговались. Говорили мы в основном с Хайме – два второстепенных командира помалкивали, признавая первенство Толстяка, и всего лишь бдительно следили за тем, чтобы их отряды были приняты на условиях не худших, чем условия отряда Хайме. С Хайме было трудно торговаться. Он вёл свою речь неторопливо и весьма уверенно. Я изучал предводителя наёмников, а он изучал меня. Не могу сказать точно, в чью пользу вышел общий счёт. Наверное, в его. Простецкое выражение его лица оказалось превосходнейшей маской, ничего не говорящей о его собственном отношении к тем или иным вопросам.

Хайме на пальцах объяснил, сколько они хотят, почему и за что. Это было больше того, что мы намеревались им дать.

Я не умел вести дела подобного рода. В том, что касалось расценок, я не мог сказать, где Хайме говорит правду, а где он сознательно слегка задирает планку. Спорить с ним было бесполезно: он разбирался в подобных вопросах куда лучше меня. При таком раскладе мне оставалось только упереться рогом в землю и твёрдо стоять на месте. Благородные люди не торгуются... Значит, вас не устраивают мои условия? Очень жаль. Кое в чём могу уступить – например, в том, что касается доли от предполагаемой добычи, но не в основных условиях договора.