Владимир Тимофеев - Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка

Прохромав в комнату, Винарский открыл дверцу старого платяного шкафа и сунул руку на верхнюю полку. Через секунду из-под кипы постельного белья на свет появилась небольшая жестяная коробка. Помедлив мгновение, Евгений Захарович глубоко вдохнул-выдохнул, откинул крышку и… вытащил из своего персонального "сейфа" поблескивающий вороненой сталью ТТ, пистолет, доставшийся ему еще в 42-м. Тот самый, что нашел Гриша Синицын возле сгоревшего хутора в Сталинградской степи и который он передал потом командиру. Рассказ о том, как сержант сумел сохранить неожиданный "подарок" и унести его затем с собой на "гражданку", мог бы занять не одну страницу. Однако сейчас это было не важно. И бывший танкист об этом совершенно не вспоминал. Некогда ему было вспоминать. Он был занят делом. Важным делом.

Магазин с последними четырьмя патронами занял положенное ему место, а нажатый пальцем курок тихо щелкнул, вставая на боевой взвод. Жаль конечно, что нельзя было сегодня обойтись чем-нибудь более простым. Более простым, но менее убойным. Хотя и безотказным. Увы, пенсионер с палочкой или, скажем, пенсионер с кухонным ножом, несмотря на исключительно брутальный вид, наверное, вызвал бы у вооруженных бандитов лишь подозрение в отсутствии ума. В старческом маразме и абсолютной неадекватности текущей реальности. Их, бандитской реальности. Той, где всё решает сила. Сила и наглость.

Впрочем, Евгений Захарович прекрасно осознавал тот факт, что и сам он в глазах закона может теперь стать обычным преступником. Точнее, гражданином, решившим использовать боевое и никем не учтенное оружие в целях… Да, да, в целях самообороны. И эту самооборону превысившим. Пусть даже и для защиты людей. Поскольку дура, как говорится, лекс.

"Ну что ж, придется становиться преступником", — бывший танкист еще раз вздохнул и, сжав в руке пистолет, решительно направился в сторону входной двери. — "Черт с ним. С законом".

Осторожно приоткрыв створку соседской двери, Евгений Захарович быстро заглянул в узкую щель между полотном и коробкой. Заглянул и тут же отпрянул, прижимаясь к стене, стараясь не перекрывать проникающий в прихожую тусклый свет лестничного плафона.

Раздающиеся из квартиры голоса развеяли последние сомнения:

— Чип! Чип где, козел!? Чип-ключ!

— Да чо ты с ним чикаешься, Хобот? Паяльником надо!

— Б…, Тарас с нас шкуру сдерет, если мы эту хрень не достанем!

Послышался глухой удар, а затем чей-то хриплый стон. Еще через пару секунд несколько раз судорожно всхлипнула женщина. "Черт!" — нервно выругался Винарский. — "То ли Аня, то ли эта… Лена-племянница… Эх, что творят, что творят сволочи!"

— Да плюнь ты, Щерба, на эту шалаву! Потом ее оприходуешь, а щас лучше этого урода попридержи, пока я ему… а, б…, инструмент в машине остался. Хилый, сбегай! Нет, стой. Сперва тут пошарь, не хрен лишний раз на улицу шастать.

— Сделаем.

Бывший танкист облизнул пересохшие губы и приготовился. Бандитов, судя по голосам, было трое. И один из них сейчас наверняка выйдет в коридор. Один.

"Один — это хорошо".

В коридоре прогрохотали чьи-то шаги, щелкнул настенный выключатель, громко стукнула дверца шкафа в прихожей. Евгению Захаровичу было прекрасно слышно, как невидимый ему пока налетчик сперва шумно засопел, а потом, матерясь сквозь зубы, принялся выдвигать все подряд ящики из мебельной "горки".

"Инструмент, видать, ищет… Баран!" — усмехнулся про себя Винарский. — "Что ж, поможем придурку. Чем можем".

Плавно отворив дверь, старик перешагнул порожек и тихонечко свистнул. Шмонающий шкаф бандит дернулся, повернулся и в изумлении разинул пасть при виде нацеленного на него пистолета. Коротко лязгнул затвор, выплевывая стреляную гильзу. Во лбу пялящегося на сержанта урода появилась аккуратная дырка, словно бы открылся еще один глаз, третий, но уже совершенно не нужный его обладателю. Подстреленный урка качнулся и спустя мгновение завалился на спину, выронив зажатый в кулаке ПМ.

"Минус один", — удовлетворенно хмыкнул Евгений Захарович, делая шаг влево, за шкаф. В седой голове мелькнула предательская мысль: "Теперь точно не отмажусь". Мелькнула и тут же пропала без следа, растворившись в какой-то бесшабашной радости и уверенности в собственной правоте. "Плевать! На том свете грехи сосчитаем!" Старик словно бы скинул с себя шелуху прожитых лет, вновь ощущая себя двадцатилетним сержантом, чувствуя, как учащенно забившееся сердце разгоняет по жилам кровь, наполняя и тело, и мозг счастьем. Счастьем бойца, получившего, наконец, возможность схлестнуться с врагом. Лицом к лицу, в отчаянной рукопашной, без оглядки на глупые правила, дурацкие законы. Те, что связывают человека в "мирной" жизни, лишая его права на сопротивление. Права на подвиг. Ведь не было никогда и никогда не будет мира с подонками. Только война. Беспощадная война на уничтожение. Либо мы, либо они.

— Эй, Хилый. Хилый, ты чего? — встревоженно прозвучало из комнаты. — Щерба, а ну глянь, чего там.

На несколько секунд в квартире воцарилась полная тишина, прерываемая лишь тихими женскими всхлипами, а затем послышался шорох. Скрип половиц и шелест шагов подбирающегося врага. Опять одного.

"Придурки! Кто ж в бой по одному ходит? Навалились бы разом, хрен бы я от них отбился", — криво усмехнулся Винарский, приподнимая ствол, готовясь встретить свинцом следующего налетчика.

Второй по счету бандит ожидания ветерана оправдал. Вываливаясь в прихожую, резко вскидывая оружие в сторону входной двери. И тут же опуская его в смятении.

— Мать твою! — шумно выдохнул небритый уркаган, раззявив щербатый рот, глядя на лежащего подельника. В свете люстры блеснула стальная фикса, заменяющая хмырю передние зубы.

Встретить урода Винарский решил лицом к лицу. Такой расклад отчего-то показался бойцу самым правильным. И самым честным — каждый подонок должен видеть свою смерть. И того, кто восстанавливает справедливость. Вершит возмездие. За всё принесенное в этот мир зло.

Два выстрела прозвучали почти одновременно. Пуля калибра 7,62 воткнулась бандиту в грудь, отбрасывая его назад, опрокидывая навзничь. Увы, ответный кусочек свинца тоже нашел свою цель. Случайно, рикошетом от плиточного покрытия. Левая штанина обвисших на коленях треников внезапно намокла, пропитываясь кровью, а ногу старого бойца пронзила острая боль. "Черт! Выпендрежник хренов! Старый дурак!" — скривился Винарский, стискивая зубы, зажимая рану рукой. — "Только б артерию не порвало".

Следующий шаг дался с трудом. Старик тяжело опустился на пол и уже полуползком, подволакивая раненую ногу, держась за стенку, стал медленно продвигаться к ведущему в комнату дверному проему.